Над бездной - Барбара Делински

Пейдж удалось привести его в ванную как раз вовремя. После того как он опорожнил в раковину содержимое своего желудка, она помогла ему умыться и почиститься. Затем она проводила его на кухню, усадила на стул и приготовила кофе – горячий и очень крепкий. Затем присела рядом и уговорами заставила его выпить весь кофейник до дня. Казалось, что Питер несколько протрезвел.

– Ну как, лучше? – спросила она.

Питер опустил голову на ладони. Его волосы в беспорядке торчали во все стороны.

– Не слишком, – пробурчал он. – Но соображать я, кажется, стал лучше. – Он помолчал некоторое время, а потом спросил: – Я тут много чего наговорил?

– Не очень.

– Никаких душераздирающих признаний, надеюсь, не делал?

Она улыбнулась и покачала головой. Ей не хотелось подшучивать над человеком, который и так был не в самой лучшей форме. Она лишь сказала:

– Ты просто рассказал мне, что и в самом деле любил Мару и скучаешь по ней, что, слава Создателю, настроило меня на более дружелюбный по отношению к тебе лад. Ведь я тоже думаю о ней день и ночь.

– Это твоя вина, – проворчал он. – Ты слишком упорствуешь в своем нежелании пригласить еще одного врача в наше содружество.

– Неправда. Я поместила объявление о найме в медицинском журнале. Но они будут напечатаны только через неделю. Надеюсь, после этого нам удастся заполучить стоящего специалиста.

– А пока ты просыпаешься каждое утро чуть свет, чтобы накормить ее малютку.

– Но мне нравится заниматься этим.

– Потому что она напоминает тебе о Маре?

– Нет, требует от меня быть на уровне. Весь мой день теперь буквально расписан по минутам. Когда агентство найдет добропорядочное семейство, чтобы удочерить Сами, мне, конечно, станет несколько легче.

Она налила Питеру еще одну чашку кофе и неожиданно вспомнила о двух бутылках скотч-виски, которые никто ни при каких обстоятельствах не должен был обнаружить.

– Выпей еще кофе, – сказала она. – Я сейчас вернусь.

Она вернулась в офис Питера и уже собралась было унести бутылки, когда ее взгляд наткнулся на письмо, которое своим розовым конвертом и знакомым почерком вызвало у нее определенные ассоциации. Она решила переложить его в конторку и тут вдруг на конверте заметила изображение Маунт-Корта.

Испытывая чувство неловкости, она решилась рассмотреть странное послание поподробнее. С обратной стороны в центре конверта красовалась причудливая монограмма, которую трудно было расшифровать, но почерк, почерк… Типичный почерк школьницы – четкий и разборчивый, которому недоставало характерных особенностей взрослого человека. Конверт был не запечатан, поэтому Пейдж не смогла побороть искушения, вынула письмо и прочитала:

«Дорогой доктор Грейс. Я хотела поставить вас в известность, что мне стыдно за свое прискорбное поведение в парке, которое могло поставить вас в двусмысленное положение. Просто мне хотелось быть с вами – вот и все. Мне казалось, что я всю жизнь ждала человека, подобного вам, который смог бы оценить меня в том виде, в котором я предстала перед вами. Я уже не та маленькая девочка, какой была, когда в первый раз появилась в Маунт-Корте. Я уже выросла, и вы теперь об этом знаете. Уверена, что фотографии, которые вы сделали, окажутся по-настоящему чудесными».

Пейдж не стала читать дальше. В ярости она бросилась на кухню и положила распечатанное письмо перед Питером.

– Что это такое? – взволнованно спросила она.

Он нахмурился, некоторое время внимательно рассматривал послание, а затем изрек:

– Это? Это письмо от Джули Энджел.

– Нисколько в этом не сомневаюсь. Но что оно значит?

Питер схватился за голову:

– А ты можешь не кричать?

– Ты мне говорил, что у тебя нет никаких проблем! – продолжала кричать Пейдж.

Он ей подмигнул.

– Как видишь, их и в самом деле нет.

– Тогда с какой это стати она посылает тебе надушенные письма в розовых конвертах?

– Потому что у нее слишком развито воображение. Она сама чуть не полезла на меня, заметь, а не наоборот.

А я взял и ушел от нее. А теперь вот она присылает мне письма с извинениями.

– И с благодарностью за те снимки, которые ты сделал. Что это за снимки, Питер?

– Она просила ее сфотографировать, чтобы послать фотографии своей мачехе на день рождения.

– О, пожалуйста, – произнесла Пейдж, закатывая глаза. После всех этих пьяных рыданий, после того, как она помогла ему облегчиться в ванной, вымыть лицо, а потом еще долго поила кофе, она почувствовала себя преданной.

– Именно так, – пробормотал Питер. – По крайней мере, так она мне сказала. Да и фотографии, которые я сделал, совершенно невинного свойства. Как только она расстегнула блузку, я сразу же ушел. Когда я пришел домой, то проявил пленку. – Он держал кофейную чашку обеими руками, но, когда он подносил ее ко рту, видно было, как руки его дрожали.

Пейдж вздохнула.

– Надеюсь, что ты говоришь правду, Питер. Не беспокойся сегодня о пациентах. Если что, я тебя прикрою. Я только хочу совершенно определенно знать: у тебя есть проблемы с молоденькими девушками?

– Можешь спросить Джули, – мрачно пошутил Питер.

– Я тебя спрашиваю. Мне нужно твое ручательство в этом вопросе. Ради всех детей, которых мы здесь осматриваем и лечим, ты должен мне ответить: есть причина, по которой ты больше не можешь работать в детской поликлинике?

Питер поднялся. Он выглядел утомленным, но стоял на ногах твердо.

– Таких причин нет. – Он взглянул в кофейник, который только что опорожнил, и произнес: – Спасибо за все, Пейдж, – и вышел. Пейдж проследила взглядом за его совершенно прямой фигурой, когда он шел по коридору, потом перевела дух и стала наводить порядок в кухне.

В субботу вечером, после десяти часов, Питер поехал на кладбище; он переключил передачу, чтобы подняться без помех к тому месту, где Мара нашла свое последнее успокоение. Припарковался у подножия холма и вышел из автомобиля; потом он протянул руку на заднее сиденье, достал небольшой букет цветов и направился через лужайку к могиле Мары.

В небе висел лунный серп, но довольно узкий, так что окружающие предметы не отбрасывали тени от его тусклого света. Темнота не пугала Питера. Не пугали его и многочисленные надгробия, обозначавшие территорию, принадлежавшую царству мертвых. Он жил с призраком в одном доме в течение многих недель, и теперь его вряд ли что могло вывести из себя.

Питер был спокоен и абсолютно трезв. Ничего крепче апельсинового сока он не пил с тех самых пор, когда в пьяном виде корчил из себя полного идиота перед Пейдж. Подробности того вечера помнились ему весьма смутно, и в голове остались разрозненные обрывки разговора, но и их было вполне достаточно, чтобы подтвердить его самые худшие предположения. Единственное, что он смог сделать – это на следующее утро взглянуть ей в глаза и сказать, что он вполне в состоянии принимать пациентов.