Экватор - Мигел Соуза Тавареш

— Доктор, простите, что я обращусь к вам «сеньор губернатор», но я хочу, чтобы вы знали: для меня большая честь служить вам, сеньор губернатор Сан-Томе.

Луиш-Бернарду вышел из кареты, все так же молча. Он зашел в дом с ощущением, что едва убежал от бури, заставшей его врасплох. Направившись к себе в комнату он почти прорычал Себаштьяну:

— Себаштьян! До иного распоряжения, меня нет ни для кого. Ни для кого! Даже, если сам король заявится сюда собственной персоной!

Однако вместо того, чтобы исчезнуть, слуга прошел за ним в комнату, держа в руке какую-то бумагу.

— Доктор, простите, но здесь очень срочная телеграмма. Ваш секретарь недавно лично принес.

Луиш-Бернарду посмотрел на телеграмму, запечатанную, с пометкой «конфиденциально. Очень срочно», и бросил ее на кровать, на которую следом рухнул сам. Взяв телеграмму в руки, он некоторое время смотрел на нее, думая, что с ней сделать. Ему захотелось выбросить ее в окно, спустить в унитаз, сжечь… Закрыв было глаза, чтобы заснуть и обо всем забыть, он, в конце концов, поменял свое решение. Сев на кровати, он раскрыл телеграмму и начал читать:

«Министерство заморских территорий, секретариат Министра

Губернатору Сан-Томе и Принсипи и Сан-Жуан Батишта де Ажуда

Наследный принц Дон Луиш-Филипе и я отправляемся поездку по колониям:

С. Томе́ и Принсипи, Ангола, Мозамбик и Острова Кабо Верде ТОЧКА Подробности следующей депеше, но начиная этого дня вы должны известить население о визите начать подготовку этому историческому событию ТОЧКА Министр Айреш де Орнельяш-и-Вашконселуш»

Луиш-Бернарду продолжал какое-то время разглядывать телеграмму, не осознавая до конца ее смысла. И лишь потом, злобно скомкав ее в руке, он громко воскликнул:

— Этого еще мне не хватало! — Повернувшись на бок, он закрыл глаза и мгновенно уснул.

Город зажил более активной жизнью. Во-первых, все начали обсуждать то, что произошло в территориальном суде. С той или иной степенью достоверности, иногда граничащей с чистой фантазией, люди рассказывали, как губернатор, превратившийся в адвоката, защищал двух негров, бежавших с плантаций. Потом повсюду появились плакаты, которые губернатор заказал и напечатал в рекордные сроки, распорядившись повесить в разных стратегических точках города. Плакаты извещали о неожиданной новости — приезде Наследного принца и министра заморских территорий, а также обращались к жителям с просьбой «обеспечить достойный прием гостей на уровне, соответствующем важности этого исторического события». И, наконец, не успели еще затихнуть уличные разговоры вокруг этой чрезвычайной новости, как на следующий день на смену ей пришла другая, начавшая уверенно оспаривать первенство по части внимания со стороны жителей. Дело в том, что с утра стало известно, что в суде доктор Анселму де Соуза Тейшейра удивил всех и вся, помиловав двоих беглецов с Риу д’Оуру и распорядившись, чтобы они были возвращены на вырубки. При этом был особо оговорен запрет на продление их контрактов или на какое-либо другое наказание, поскольку судом так и не было доказано ни то, что их побег был мотивирован оправдывающими их обстоятельствами, ни обратное.

Некоторые из тех, кто клялись, что самолично присутствовали на том заседании, объясняли столь беспрецедентный приговор блестящим выступлением губернатора. Другие полагали, что он каким-то образом запугал судью, и это сработало. Третьи, в свою очередь, связывали неожиданную благосклонность доктора Анселму с новостью о приезде Наследного принца: либо судья таким образом демонстрирует общее великодушие властей, желая урвать себе частицу всенародного успеха у предстоящего визита, либо он убежден, что такое событие стало возможным только благодаря исключительному влиянию губернатора в правительстве и при дворе. Идя вслед за решением доктора Анселму, общественное мнение города также разделилось и в том, как теперь относиться к губернатору. Часть людей считала, что он превысил полномочия и полностью отошел от принципа независимости в исполнении своих обязанностей губернатора, что, кстати, многосторонне подтверждается и произошедшим в суде, и его слишком близкими отношениями с английским консулом и его супругой. Другая часть полагала, что, наоборот, губернатор строго выполняет привезенные из Лиссабона инструкции правительства и короля, отражающие последние изменения в традиционной политике, которые сама колония пока не способна ни осмыслить, ни разделить. В целом же, можно было сказать, что последнее заключение имело сторонников и союзников в городе и в других населенных пунктах; его разделяли некоторые коммерсанты, служащие, офицерский состав армии и полиции. Против него выступали португальцы, живущие и работающие на вырубках.

Находясь в стороне от всего этого — от этой болтовни в городе, эпицентром которой был он сам, — губернатор на несколько дней полностью исчез из поля зрения островной публики. Следующим после суда утром он отправился в типографию «Идеал», единственную в городе. Там он отредактировал текст и оговорил размеры и графику плакатов, которые попросил срочно напечатать, отложив в сторону все остальные дела. Будучи не в состоянии объяснить самому себе, для чего нужна такая спешка, Луиш-Бернарду, тем не менее, хотел первым сообщить о визите принца, чтобы никто другой не сделал этого раньше него. И он не успокоился, пока ни увидел плакаты напечатанными и пока ему ни сообщили, что все они развешаны по главным точкам города, которые он предварительно сам и перечислил. После этого он зашел к себе в кабинет в секретариате правительства, чтобы проверить, не пришла ли обещанная депеша с подробной программой визита. Однако кроме выписываемых им газет в пришедшей почте было лишь письмо от Жуана, короткое послание, пришедшее сегодня с лиссабонским пароходом и отправленное за десять ней до этого:

«Здесь говорят, что Айреш собирается в начале лета посетить африканские колонии, в том числе Сан-Томе, и что он пригласил принца поехать вместе с ним. Пишу в спешке, чтобы тебе побыстрее стало известно об этих слухах. Если они окажутся правдой, будь готов извлечь выгоду из того, что мне кажется отличной возможностью для тебя четко заявить свою позицию по внутренним и внешним вопросам, то есть, по тому, как обстоят дела там, у тебя, и здесь. В Século недавно вышла статья о том, что, мол, есть на Сан-Томе один губернатор, который „спит на ходу, то ли потому, что ему все безразлично, то ли от песнопений какой-нибудь местной русалки, и никак не может выбрать между старой и новой политикой, утихомирить злобных англичан и завоевать авторитет португальских поселенцев“. По-моему, все это весьма дурно пахнет. Так что, как друг прошу тебя: будь осторожен. Желаю, чтобы объявленный визит, когда он подтвердится, застал тебя с ясной головой, бурлящей новыми идеями, иначе говоря, — таким, каким я всегда тебя знал. Передай Энн и Дэвиду, что скучаю по ним. И прошу тебя: избегай слишком близких отношений.

В твоих условиях это может обернуться ужасом и предательством. Ты понимаешь, что я хочу сказать. Знаю, сказать — дело нехитрое. Но я очень хочу, чтобы ты вернулся целым и невредимым. Крепко обнимаю, Жуан».