Возвращение Черного Отряда. Суровые времена. Тьма - Глен Кук

– Работаю, – коротко ответил я.

Даже не будь Старик повернут на этом деле, я бы сам занялся с Копченым.

Вашу мамашу, а ведь я смертельно рискую, упоминая о нем даже на этих страницах, хотя и царапаю свои закорючки на языке, на котором в этих краях не то что читать, но и говорить-то никто не может.

Но всегда следует помнить о Душелов. Усилия, предпринимавшиеся нами, чтобы не позволить ей найти Копченого, превосходили даже меры защиты от любопытства Радиши Дра и Хозяев Теней. Не так давно она побывала во дворце. И похитила часть Анналов – те, которые Копченый спрятал перед приключившейся с ним бедой. Правда, я не сомневался в том, что самого Копченого ей заметить не удалось. Сбивающие с толку чары были сплетены вокруг него столь искусно, что даже Душелов, при всем ее могуществе, могла распутать их лишь в одном случае: если бы она знала, что искать, и сосредоточилась именно на этом.

– У меня только что был разговор с Капитаном, – произнес я, обращаясь ко всей компании. – Он сказал, что штаб выступит уже завтра. Вы по-прежнему намерены идти?

Дядюшка Дой кивнул и невозмутимо напомнил:

– Нам тоже нужно уплатить долг.

Скудные пожитки этой троицы были увязаны в узлы и аккуратно сложены у дверей. Готовность отправиться в путь хоть сейчас не вызывала сомнения. А вот мне – чего бы там ни наплел Костоправ – требовалось время.

– Сейчас я лягу спать. И не вздумайте будить, если только не наступит конец света.

Сон – это не способ избавиться от боли. В снах мне случается попадать в места более жуткие, нежели те, где я обычно бываю наяву. В снах я вновь и вновь возвращаюсь в Дежагор. К голоду, болезням, смертям, людоедству и тьме. Но в снах, как бы они ни были ужасны, Сари по-прежнему жива. Правда, на сей раз сны не дали мне счастья увидеть Сари. Из них запомнился лишь один.

Сначала он был похож на Тень – обволакивающую, игриво-жестокую. Впечатление такое, будто я внедрился в душу паука, обожающего мучить своих жертв. Но эта злоба не была направлена на меня – ее источник мною не интересовался. А затем я словно пронырнул сквозь Тень и оказался по другую ее сторону – в мире, выглядевшем вполне реальным, если не считать отсутствия иных цветов, кроме белого, серого и черного.

В этом мире царили смерть и отчаяние. Надо мной нависало свинцовое небо, вокруг гнили мертвые тела. Вонь стояла такая, что отгоняла даже стервятников. Чахлую растительность покрывала мерзкая слизь, похожая на слюну кузнечиков. Все оставалось неподвижным – лишь в отдалении насмешливо каркали вороны.

Несмотря на ужас и отвращение, я чувствовал, что картина эта мне уже знакома, и изо всех сил пытался сообразить – откуда? Почему я узнаю место, где никогда не бывал? Спотыкаясь и падая, я ковылял по усыпанной костями равнине. Сложенные из черепов пирамиды отмечали мой путь, как мильные столбы. Я поскользнулся, наступив на детский череп; он со стуком откатился в сторону. Я упал… и очутился в другом месте.

Я здесь. Я сон. Я путь к жизни.

Там была Сари. Она улыбнулась мне и сразу исчезла, но я ухватился за ее улыбку, как утопающий за соломинку. Словно только она позволяла мне удержать голову над волнами моря безумия.

Теперь я находился среди золотистых пещер, в которых восседали замороженные – живые, но не способные пошевелиться – старцы. Их безумие терзало воздух, вспарывая его, словно миллионы отточенных клинков. Некоторых стариков покрывала сверкающая ледяная паутина, как будто миллионы волшебных шелковичных червей заключили их в кокон из тончайших нитей. А со свода пещеры густо свисали сосульки – настоящий волшебный лес.

Я метнулся вперед, стремясь оказаться подальше от стариков, выбраться из этого места. И побежал – медленно, как бегают во сне. Побежал, сам не зная куда.

В следующий миг я осознал, что некоторые из этих безумных старцев мне знакомы. Ужас мой усилился. Я рванул изо всех сил, увязая на бегу в липком тумане живого и злобного смеха.

Ощутив прикосновение, я быстро сунул руку под подушку, где лежал кинжал. В тот же миг на запястье обрушился сильный удар и кто-то выкрикнул мое имя.

Я проморгался и увидел склонившегося надо мной дядюшку Доя. В изножье кровати стоял Тай Дэй – он удержал бы меня, вздумай я спросонья броситься на старика. В дверях маячила встревоженная матушка Гота.

– Ты кричал, – пояснил дядюшка Дой. – Истошно кричал на языке, которого никто не знает. Мы прибежали сюда и увидели, что ты борешься с Тьмой.

– Мне снился кошмар.

– Знаю.

– Откуда?

– Так ведь ясно же.

– Там была Сари.

На миг лицо матушки Готы превратилось в гневную маску. Она что-то пробормотала – так быстро, что я успел разобрать лишь слова «Хонь Трэй» и «ведьма». Хонь, бабушка Сари, давно умерла, но в свое время лишь благодаря ей семья согласилась с нашим союзом.

Хонь Трэй дала нам свое благословение.

Кы Дам, дед Сари, тоже отошедший к праотцам, утверждал, что его жена обладает ясновидением. Я и сам видел, как сбывались ее предсказания во время осады Дежагора. Правда, в большинстве случаев они были весьма путаными и туманными.

Раз я слышал, как назвали ведьмой и Сари.

– Что это за запах? – спросил я. Меня уже совсем отпустило, и подробности кошмара я бы смог припомнить лишь с немалым усилием. – Здесь что, дохлая мышь?

Дядюшка Дой нахмурился:

– Это было одно из твоих путешествий во времени?

– Нет. Больше похоже на прогулку в ад.

– Хочешь пройти Путем Меча?

Путь Меча была религией Доя. Порой казалось, что именно в нем заключается основной смысл его существования.

– Не сейчас. Мне надо кое с чем разобраться, пока я еще помню подробности. Нечто из увиденного там показалось мне знакомым.

Я опустил ноги на пол. По-прежнему гости буравили меня взглядами – я теперь интересовал их гораздо больше, чем до кончины Сари. Но сейчас не время выяснять причину этого любопытства. Я направился к письменному столу и занялся делом. Тай Дэй ухватил деревянный меч для упражнений и принялся расслабляться в дальнем углу комнаты. Матушка Гота взялась за уборку, бормоча под нос. Я не мешал и порой даже давал ей полезные советы – так, чтобы она кипела, но не взрывалась.

Огромная темная шероховатая площадка медленно опускалась, непредсказуемо колышась на ледяном ветру. Хриплый крик боли повис над жалобным стоном вьюги. Излохмаченный, прорванный в двух местах ковер пытался опуститься на башню, туда, где дожидался его Длиннотень. Однако вихрь так и норовил ударить летающий ковер о стену. Дважды это едва не привело к катастрофе, но наконец ковер взмыл и опустился в стороне, футах в пятидесяти от предполагаемого места посадки, на широкой крепостной стене.