Дипломатия - Генри Киссинджер

Вильсон был звездой мирной конференции, заседавшей в Париже в период с января по июнь 1919 года. Во времена, когда поездка в Европу на пароходе занимала неделю, многие из советников Вильсона предупреждали его, что американский президент не может позволить себе уезжать из Вашингтона на несколько месяцев подряд. Фактически в отсутствие Вильсона его авторитет в конгрессе упал, и это дорого ему стоило, когда мирный договор поступил на ратификацию. Кроме отсутствия Вильсона в Вашингтоне, для глав государств почти всегда большая ошибка вдаваться в детали переговорного процесса. Им тогда приходится осваивать специфику, которую обычно берут на себя министерства иностранных дел, и отвлекаться на детальное обсуждение вопросов, более подходящих для их подчиненных, и у них нет времени заниматься теми проблемами, которые могут решать только главы государств. И поскольку ни один человек без хорошо развитого эго не достигает руководящих постов, компромисс становится труднодостижим, а тупики опасны. С учетом того, что прочность внутреннего положения ведущего переговоры часто зависит от какой-то хотя бы видимости успеха, такие переговоры чаще всего сосредоточиваются на затушевывании разногласий, чем на сути проблемы.

Именно так сложилась судьба Вильсона в Париже. Каждый очередной месяц пребывания там погружал его еще глубже в споры вокруг деталей, прежде не имевших к нему никакого отношения. Чем дольше он оставался, тем дольше спешка из-за стремления довести дело до конца брала верх над желанием создать совершенно новый международный порядок. Итог оказался неизбежен, так как был обусловлен самой процедурой обсуждения мирного договора. Поскольку непропорционально большое количество времени было затрачено на улаживание территориальных вопросов, Лига Наций появилась на свет, как своего рода deus ex machina[311], или «счастливая развязка», с тем, чтобы позднее выправить постоянно расширяющийся разрыв между моральными требованиями Вильсона и конкретными условиями урегулирования.

Деятельный валлиец Дэвид Ллойд Джордж, представлявший Великобританию, проводя перед самым началом мирной конференции избирательную кампанию, торжественно обещал, что Германию заставят заплатить сполна за все затраты, понесенные в войну, и что «ради этого мы вывернем ей карманы». Но, столкнувшись с переменчивой Германией и капризной Францией, Ллойд Джордж сосредоточился на маневрировании между Клемансо и Вильсоном. В конце концов, он согласился на их карательные условия, рассчитывая на Лигу, как на механизм, при помощи которого будут выровнены допущенные несправедливые решения.

Точку зрения Франции отстаивал закаленный в боях, уже пожилой Жорж Клемансо. Прозванный «Тигром», он был ветераном внутриполитических схваток, начиная со свержения Наполеона III и вплоть до оправдания капитана Дрейфуса. И тем не менее на Парижской конференции он поставил перед собой задачу, которая выходила за рамки даже его потрясающих возможностей. Служа на благо мира, который каким-то образом перекроил бы работу Бисмарка и возвратил бы Франции первенство на континенте времен Ришелье, он перешел за грань терпимости международной системы и, по правде говоря, возможностей собственного общества. Часы просто нельзя было отвести на 150 лет назад. Ни одна другая страна не разделяла и просто не понимала цели Франции. Уделом Клемансо должно было стать разочарование, а будущим Франции — нарастающая деморализация.

Последнюю из стран «Большой четверки» представлял Витторио Орландо, премьер-министр Италии. Хотя он выглядел импозантно, его часто затмевал энергичный министр иностранных дел Сидней Соннино. Как выяснилось, делегация Италии прибыла в Париж, скорее, чтобы забрать причитающуюся добычу, а не ради разработки нового мирового порядка. Державы Антанты побудили Италию вступить в войну, пообещав ей Южный Тироль и Далматинское побережье согласно Лондонскому договору 1915 года. А поскольку Южный Тироль был населен по преимуществу немцами и австрийцами, а Далматинское побережье славянами, то требования Италии находились в прямом противоречии с принципом самоопределения. И все же Орландо и Соннино блокировали ход конференции до тех пор, пока в состоянии полного изнеможения Южный Тироль (но не Далмация) не оказался передан Италии. Этот «компромисс» показал, что известные «Четырнадцать пунктов» не высечены на камне, и открыл ворота множеству прочих изменений, которые в совокупности противоречили ранее принятому принципу самоопределения, не совершенствуя, однако, прежнее равновесие сил и не создавая новое.

В отличие от Венского конгресса на Парижской мирной конференции побежденные страны не были представлены. В результате этого в продолжение многих месяцев переговоров Германия оставалась в состоянии неопределенности, что порождало иллюзии. Они буквально по памяти повторяли «Четырнадцать пунктов» Вильсона и, хотя их программа мира была бы жестокой, обманывались верой в то, что окончательное урегулирование со стороны союзных держав будет относительно мягким. Поэтому, когда в июне 1919 года миротворцы обнародовали результаты собственных трудов, немцы были потрясены и в течение двух последующих десятилетий систематически подрывали их.

Ленинская Россия, которая также не была приглашена, раскритиковала все это мероприятие как капиталистическую оргию, затеянную странами, чьей конечной целью было вмешательство в гражданскую войну в России. Таким образом, случилось так, что мир, завершивший войну, имевшую своей целью покончить со всеми войнами, не включал в себя две сильнейшие страны Европы — Германию и Россию, — на которые в совокупности приходилось более половины европейского населения и значительно больший по мощи военный потенциал. Уже один этот факт ставил крест на версальском урегулировании.

Даже сама процедура конференции не давала всеобъемлющего подхода. Большая четверка — Вильсон, Клемансо, Ллойд Джордж и Орландо — представляла собой доминирующие личности, но они были не в состоянии контролировать ход конференции точно так же, как 100 лет назад министры великих держав осуществляли руководство Венским конгрессом. Те, кто вел переговоры в Вене, сосредоточивали все свои усилия в первую очередь на установлении нового баланса сил, для которого план Питта служил в качестве национальной программы. А государственные деятели, собравшиеся в Париже, постоянно отвлекались на решение бесконечных второстепенных дел.

Было приглашено 27 государств. Конференция, задуманная как форум всех народов мира в конце концов превратилась в открытый дискуссионный клуб. Верховный совет Антанты, состоявший из глав правительств Великобритании, Франции, Италии и Соединенных Штатов, был наиболее высоким по рангу среди многочисленных комиссий и секций, на которые разбилась конференция. В дополнение к этому существовал Совет пяти, состоявший из Верховного совета плюс глава правительства Японии; и Совет десяти, куда входил Совет пяти плюс их министры иностранных дел. Делегаты меньших стран могли свободно обращаться в элитные группы по поводу своих различных озабоченностей. И это подчеркивало демократическую природу конференции, но на это уходило много времени.