Крымская кампания 1854-1856 гг. Восточной войны 1853-1856 гг. Часть 2. Альма - Сергей Ченнык

Чтобы примерно понять, насколько велики были потери Владимирского полка, можно привести отрывок из «Севастопольских записок…» Н. Степанова, оказавшегося в крепости в конце 1854 г.

«28 декабря. Мы воротились на старую позицию, нас сменил батальон Владимирского полка; я в Москве знал всех офицеров, а тут нашел только одного знакомого».

Атака Владимирского пехотного полка стала еще одним подтверждением, что хоть и «…страшно было смотреть на холодный блеск штыков, выравнивавшихся по фронту атакующего строя, но они редко обагрялись кровью. Дни штыковых атак миновали…».

Отбив атаку владимирцев, шотландцы продвинулись вперед, ведя непрерывный огонь залпами, и заняли оставленное русскими укрепление, о чем возвестил их крик, который «…был слышен за милю».

Спустя всего три года после событий командовавший войсками 6-го пехотного корпуса руководивший на Альме обороной правого фланга генерал-лейтенант князь Петр Дмитриевич Горчаков так и не понял, что произошло. Если честно, принимая в расчет его положение, должность и возможности, попытки прокомментировать случившееся звучат лепетом оправдывающегося школьника-двоечника: не знал, не видел, не заметил. Давайте приведем его полностью, тем более, что многие наши ура-патриоты стесняются это сделать и ни в одном из исследований, посвященных Крымской войне до сих пор встречать его мне не приходилось:

«О том, когда центральные батареи, оставленные мною еще в полном действии за эполементами, снялись, какими событиями это сопровождалось, — не знаю, находясь все это время недалеко от моста, в разгаре сражения и среди облаков дыма. Я душевно согласен, что, вероятно, рана помешала генералу Квицинскому пойти за подкреплением, которое по моему распоряжению стояло за противоположным скатом, в 200 саженях расстояния от места, где происходил бой. Затрудняюсь также объяснить себе и читателям, какие колонны оказались на правом фланге нашем, ибо англичане единожды выстроившись в обычный свой развернутый строй, сохраняли его до занятия нашей позиции. Засим, чего лично не видал и положительно не знаю, не позволю себе ни отвергать, ни подтвердить».

Русская история военного искусства трезво сумела оценить действия владимирцев, сочетавших в себе высшую степень доблести и самопожертвования, граничащую с истреблением сотен солдатских душ при минимальном эффекте. «…Мы отнюдь не думаем отвергать вовсе штыковой удар. Часть, сильная духом, никогда не остановится перед тем, чтобы пустить в ход силу мышц, и только такая часть, нравственный элемент которой настолько крепок, чтобы решиться на удар штыком, не обращая внимания на массу встречных пуль, может считаться вполне надежною. Но злоупотреблять, тем более рисковать этою драгоценною силою (риск, сопряженный с громадною тратою человеческих жизней) и грешно, и непрактично».

Для того, чтобы пустить в дело штык, что само по себе явление чрезвычайно редкое, нужно было это действие приготовить: «Без огня до штыка можно добраться разве случайно». О том, что атака Владимирцев была спонтанным и необдуманным решением нескольких начальников (или одного из них), мы уже говорили: ее никто не готовил и даже не думал об этом.

Так могли ли владимирцы победить? Может быть, зря клевещем на организаторов атаки и неудача ее — лишь следствие случая? Военной удачи? За ответом обратимся к одному из самых выдающихся военных теоретиков России генералу Н.П. Михневичу. По его мнению, всякое действие, предпринимаемое русской пехотой середины XIX столетия, имело мало шансов быть успешным по причине не столько отставания военной теории, сколько неумелого ее применения.

Больше вреда, нежели пользы, принесли пресловутые единожды установленные и «нерушимые» боевые порядки, начисто отбившие желание думать у большинства командиров полков, бригад и дивизий.

«Составители их, вероятно, и не имели в виду безусловного их применения во всех случаях и, конечно, допускали изменения в зависимости от обстановки. Но современники совершенно иначе отнеслись к делу; начальники не имели никакой инициативы, применение боевых порядков к местности не практиковалось, почему войска обречены были нести огромные потери. Слабые стрелковые цепи делали невозможной подготовку атаки ружейным огнем, а массивные колонны к атаке в первой линии от меткого нарезного оружия должны были нести большие потери. Этим объясняются многие наши неудачи в боях в войну 1853–56 года».

А теперь коротко резюмируем то, что мы называли атакой Владимирского пехотного полка. Этот эпизод интересен и потому, что он включает единственное наступательное действие русской армии в сражении. До момента взятия батареи — классическая контратака. После — роковая ошибка.

С моральной точки зрения это бессмысленная трата того самого «великолепного человеческого материала», которым была императорская пехота Николая I. Увы, эта более чем тысяча глупейшим образом волею и бездарностью собственного командования истребленного народа явно пригодилась бы под Севастополем. Но кто-то рассудил иначе.

Виновник очевиден: командующий 6-м пехотным корпусом генерал Горчаков. Притом вина этого человека более чем только убитые, раненые и искалеченные владимирцы. До этого он плеткой гнал под пули казанцев. Ничего необычного тут нет: мы вряд ли сможем представить себе французского генерала, лупящего кнутом по спинам своих солдат и пинками толкающего их в атаку.

Там был такой, правда, не доходивший до ударов солдат по зубам и затылкам, но грубый и иногда хам генерал Форе. Так вот именно по этим причинам несмотря на то, что его считали одним из лучших генералов Франции, было принято решение убрать «…достойного, но строгого генерала» из Крыма, дабы не доводить недовольство до массового.

Кстати, военное право Франции офицера за то, что он ударил солдата, могло и перед расстрельным взводом поставить.

Мы уже говорили, что у владимирцев было несколько возможных вариантов действий, которые, может быть, и не обеспечили бы им победу, но результат был бы гораздо более кровавым для англичан и менее жертвенным для русских. Однако николаевская армия признавала единственный алгоритм действий: удар-ответ, атака-контратака. Все остальное было возможным, даже допускалось, но требовало от командиров умения мыслить, а его как раз и не было. Если англичане и французы решали все проблемы огнем, русская пехота старалась как можно быстрее добраться до штыка. В действительности вместо лязга стали о сталь чаще всего слышались свист пуль и глухие удары валящихся на землю тел.

Давайте еще раз дадим слово современникам. Пусть или подтвердят, или опровергнут. Н. Воронов, офицер 1-й резервной дивизии, участник кампании, правда, не на юге, а на Балтийском театре.

«Огню придавалось мало значения, и армия наша жила еще по воспоминаниям о блистательных победах Суворова и увлекалась, к сожалению, только одним выражением: «Пуля дура, штык молодец». Совершенно упускалось из виду гениальное наставление нашего великого полководца и учителя: «Атаковать следует всегда ка- реями; но есть сумасбродные французишки, которые атакуют колоннами. Когда мы пойдем против них, то будем их атаковать колоннами». И это поучение, великое по своему глубокому смыслу — не замерзай на своем личном мнении, а учись, совершенствуйся, было в забвении».