Земля Великого змея - Кирилл Кириллов

На корме «Сантьяго» израненный, перевязанный каким-то тряпьем Педро де Альварадо рассказывал, то и дело прикладываясь пересохшими губами к жестяному кубку с водой:

— Штурм сперва удался на славу. Несколькими ударами мы отогнали мешиков почти до самых ворот в городской стене. Но вдруг к нашим ногам покатились пять окровавленных голов испанцев из корпуса Кортеса, а мешики завыли: «Вот что стало с вашим Малинче и с Сандовалем; всех их мы истребили, а сейчас покончим и с вами!» Воспользовавшись нашим замешательством, они бросились в атаку, да с такой яростью, что пришлось отступать. Они гнали нас почти до самого нашего лагеря, и не будь удачной конной атаки, не поспей вовремя помощь от артиллерии… Не будь этих двух больших пушек, так и косивших неприятеля, несдобровать бы нам всем.

— Со мной произошла похожая история. Сперва успех, затем атаки мешиков, угрозы и брошенные шесть испанских голов, уверения касиков, что это головы Малинче и других капитанов. Как только непосредственная опасность миновала, я, передав командование капитану Луису Марину, примчался сюда. Вот какие дела, сеньор командир, вы наделали! Так-то вы использовали ваш опыт и так-то следили за исполнением ваших же собственных приказаний!

Кортес покачал головой, то ли соглашаясь с Сандовалем, то ли отгоняя назойливую муху. По щеке его скатилась крупная слеза.

— Сеньор Гонсало! Конечно, велики мои прегрешения, но есть мне и оправдание: я своевременно велел казначею Хулиану де Альдерете засыпать пролом. Но он не сделал этого, ибо мало искусен он в бою и послушании.

Альдерете[83], стоявший тут же, всплеснул руками:

— Побойтесь бога! Я не слышал такого приказания, к тому же моя забота — деньги, а не инженерные работы.

— Деньгами солдат с того света не вернешь! — взорвался не проронивший до того ни слова де Олид.

— Да вы… — вскочил на ноги Альварадо, шаря рукой по левому бедру.

На его руках повисли, успокаивая. Лицо Олида пошло красными пятнами. Но он даже не шевельнулся.

По лестнице влетел ординарец и, ни на кого не глядя, бросился прямо к Кортесу.

— Сеньор капитан, бригантины, которые мы считали погибшими, так как они напоролись на сваи и со всех сторон окружены были вражескими лодками, благополучно вернулись! Капитан де Лимпиас Карвахаль потерял слух в этом бою, говорят, от слишком большого напряжения, а все солдаты на этой бригантине храбро сражались и все были сильно изранены. А судно Хуана Харамильо мешики старались увести, набросив на борта множество канатов, но наши воины, стоя по грудь в воде, сумели отстоять корабль.

— Наконец-то хорошая новость, — устало проговорил Кортес. — Дон Педро, проследите, чтоб героев наградили золотом не меньше чем на триста песо.

Чуть успокоившийся Альварадо кивнул.

Переговариваясь вполголоса, капитаны поднялись и стали расходиться.

— Дон Кристобаль, — окликнул де Олида Кортес. — Останьтесь.

Капитан задержался. Кортес подошел и приобнял его за плечи:

— Экспедиция доставила несколько зараженных оспой тел из дальних селений. Нам остается только использовать старый план, поэтому сделайте так, чтоб эти тела оказались в как можно большем количестве районов города. Вы можете использовать корабли, требовать любой помощи от инженеров и распоряжаться всеми индейскими силами. Я могу на вас рассчитывать?

Благородный дон посмотрел в глаза Кортеса и лишь кивнул в ответ.

Поле неудач на дамбах окрестные индейцы, раньше почти боготворившие испанцев, стали относиться к ним значительно хуже. Иногда вслед идущим по улицам солдатам неслись из окон проклятия. Иногда принесенная в казармы пища оказывалась пересоленной. А несколько дней назад за городской стеной Тескоко нашли тела двух убитых солдат. С ними обошлись так, как не могло прийти в голову даже диким баскам, которых и людьми-то трудно было назвать.

Опасаясь, что науськиваемые Куаутемоком индейцы могут напасть на конкистадоров, у которых на узеньких улочках будет мало шансов выжить, Кортес повелел вынести лагерь за стены. Вблизи городка Кайокан для солдат соорудили несколько бараков под тростниковой крышей, для капитанов построили домики, мало чем отличающиеся от шалашей. По углам лагеря возвели дозорные вышки, а на случай атаки перекрыли дорогу рогатками. Две бригантины постоянно стояли на якоре у дамбы, обеспечивая огневое прикрытие со стороны озера.

За несколько дней, проведенных «в поле», испанцы обустроились, наладили быт, благо индейцы не перестали приносить фрукты и птицу в сыром и печеном виде. Потягивая местное кактусовое пиво, Кортес с нескрываемой радостью выслушивал доклады лазутчиков, как плохо живется в городе Мешико. Продовольствия хватает только солдатам, а горожане, особенно не способные работать на укреплениях, вынуждены собирать и есть траву. Воды практически нет и приходится пить мутную солоноватую жижу из оскудевших колодцев. В городе появились первые признаки болезни…

Несколько раз от Куаутемока прибывали послы. Они молили Кортеса уйти, обещая взамен все сокровища, что есть в городе и окрестных селениях. Дипломатичные Марина и Агильяр и даже некоторые из капитанов призывали его прислушаться к голосу разума, не доводить мешиков до отчаяния, а, забрав все золото, отплыть на родину или хотя бы на Кубу. Но капитан-генерал был непреклонен, у него были свои счеты с этим городом.

Наконец то, что предрекали, случилось.

Вместо обычных победных рулад из горла пробежавшего по дамбе несколько лиг вырывался только сдавленный хрип. Он долго не мог отдышаться, а когда смог, поведал, что на перепаханном поле Теночтитлана, где раньше находился подорванный Ромкой артиллерийский парк, мешики собирают войско для последней и решительной битвы. Полки в парадном вооружении выстраиваются для похода на дамбу, все лодки, какие есть в городе, чинят, смолят и готовят под погрузку. Кортес отправил капитана в Тескоко с просьбой разрешить укрыться за городскими стенами, но перед ним даже не открыли ворота. Тогда капитан-генерал приказал укреплять лагерь.

На строительстве работали все. Благородный идальго плечом к плечу с маркитантами из обоза вкапывал в землю колы и приколачивал к ним доски. Седой капитан таскал мешки с землей вместе с корабельным юнгой. Благородных скакунов впрягали в телеги с камнями, а когда те уставали, впрягались сами. На второй день вокруг лагеря возникло подковообразное укрепление высотой в полтора человеческих роста, с проходом в задней, обращенной к лесу части, через который кавалерия могла вырваться на простор. Через каждые десять шагов на бруствере устроили место для стрелка — специальную полочку, встав на которую он возвышался над краем головой и плечами. Через каждые пятьдесят шагов соорудили площадки для размещения батарей, около них поставили дополнительные вышки, на которые посадили самых метких и глазастых солдат. К разрыву в «подкове» стащили рогатки, чтоб забросать проход, если мешики обойдут укрепления. Перед передним фасом вырыли неглубокие канавки и наполнили их вязкой горючей жидкостью, чуть присыпав сверху жухлой травой. Достаточно пустить одну-две горящие стрелы, чтоб загорелось все поле. Для скатывания на врага с бруствера сделали «огненные колеса», валянные из соломы кругляки, пропитанные той же жидкостью. Залили ее и в сосуды и заделали глиняными пробками, пропустив через них фитили. Подожженный и брошенный с руки, такой снаряд взрывался огненным шаром. Помня о заразе, именно огню Кортес придавал большое значение в обороне.