Сказки века джаза - Фрэнсис Скотт Фицджеральд

И этот день настал: уже с утра майское солнце светило вовсю, от выжженной земли, насколько хватало глаз, поднимались волны горячего воздуха, а Сэмюэль суетился в своем маленьком импровизированном кабинете, расставляя стулья и скамьи и расчищая деревянный стол. Он заранее радовался, что дело было практически завершено. Ему как можно скорее хотелось вернуться к себе на восток, чтобы провести недельку на море вместе с женой и детьми.

Встреча была назначена на четыре часа, и он был несколько удивлен, когда в половине четвертого раздался стук и в дверях показался Макинтайр. Сэмюэль заочно проникся уважением к этому человеку, и ему было его немного жаль. Макинтайр, казалось, был частью этих прерий, и Сэмюэль на миг почувствовал укол зависти, которую живущие в городах люди иногда испытывают к тем, кто живет в тесном единении с природой.

– Добрый вечер, – сказал Макинтайр, остановившись в дверях, широко расставив ноги и уперев руки в бока.

– Приветствую, мистер Макинтайр. – Сэмюэль встал со стула, но решил обойтись без формального рукопожатия. Он думал, что владелец ранчо имел все основания страстно его ненавидеть, и нисколько его за это не винил.

Макинтайр вошел и неторопливо уселся на свободный стул.

– Ваша взяла, – неожиданно сказал он.

Это замечание не требовало никакого ответа.

– Как только я узнал, что за всем этим стоит Кархарт, – продолжил он, – я сдался.

– Мистер Кархарт… – начал было Сэмюэль, но Макинтайр устало отмахнулся.

– Не надо мне рассказывать об этом пройдохе!

– Мистер Макинтайр, – резко отозвался Сэмюэль, – если эти полчаса вы решили провести за разговорами подобного рода…

– Остыньте, юноша, – перебил его Макинтайр, – слова не могут оскорбить человека, который занимается подобными вещами.

Сэмюэль ничего не ответил.

– Это же просто грязное мошенничество. А сам мошенник не по зубам людям вроде нас.

– Но вам предложили честную цену, – возразил Сэмюэль.

– Заткнись! – резко оборвал его Макинтайр. – Я хочу, чтобы ты меня выслушал.

Он подошел к двери и посмотрел на расстилавшуюся перед ним землю, на залитые солнцем пастбища, начинавшиеся прямо от крыльца и заканчивавшиеся подернутыми зеленой дымкой далекими горами на горизонте. Когда он снова обернулся, его губы дрожали.

– Вот вы любите Уолл-стрит? – хрипло спросил он. – Или где там еще вы вынашиваете ваши чертовы планы?

Он сделал паузу.

– Думаю, что любите. Ни одна живая тварь не опускается до такой степени, чтобы хоть немножко не любить то место, где проходит его жизнь, то место, где его потом полито поле, которое дает ему плоды.

Сэмюэль посмотрел на него и почувствовал себя неуверенно. Макинтайр отер вспотевший лоб большим синим платком и продолжил:

– Я понимаю, что проклятый старый черт захотел заграбастать еще один миллион. Я понимаю, что мы всего лишь горстка бедняков, которую он мимоходом сметает со своего пути для того, чтобы прикупить себе еще пару шикарных колясок или чего-то в этом роде. – Он рукой указал в сторону двери. – Когда мне было семнадцать, вот этими руками я выстроил здесь дом. Когда мне исполнилось двадцать один, я привел в него жену, пристроил еще два крыла, купил четырех паршивых волов и начал пахать. Сорок лет подряд я смотрел, как солнце утром поднимается из-за этих гор, а вечером опускается вниз в кроваво-красном мареве, жара спадает, а затем на небе появляются звезды. В этом доме я был счастлив. В нем родился мой сын, в нем он и умер, весной – в такой же, как сегодня, жаркий вечер. А потом мы с женой стали жить одни, как и прежде, и пытались представить, что у нас есть настоящий дом, ну пусть почти настоящий, потому что нам всегда казалось, что наш сын где-то рядом, и часто по вечерам нам чудилось, что вот он, бежит по нашей тропинке, чтобы не опоздать на ужин.

Его голос задрожал, он не мог продолжать и снова отвернулся к двери; его серые глаза сузились.

– Это – моя земля, – произнес он, обведя пространство перед собой рукою, – моя земля, данная мне Господом. Это все, что у меня есть в этом мире, и это все, что мне в нем нужно. – Он стремительно провел рукавом рубахи по лицу, и его тон изменился, когда он повернулся и посмотрел Сэмюэлю в глаза: – Но, как я понимаю, если они захотят, то могут все это у меня отнять… Все отнять…

Сэмюэль почувствовал необходимость что-то сказать. Он почувствовал, что еще минута – и он совершенно потеряет голову. Поэтому как можно более спокойным тоном, приберегаемым им для улаживания самых неприятных дел, он начал:

– Это бизнес, мистер Макинтайр, – сказал он, – все в рамках закона. Возможно, что двоих или троих из вас мы не смогли бы купить ни за какие деньги, но основная часть владельцев согласилась на нашу цену. Иногда приходится жертвовать некоторыми вещами ради прогресса…

Никогда еще его собственные слова не казались ему столь фальшивыми. Неожиданно в нескольких сотнях ярдах от дома послышался приближающийся цокот копыт, что, к облегчению Сэмюэля, избавило его от необходимости продолжать свою речь.

Но и того, что он сказал, оказалось достаточно, чтобы горечь в глазах Макинтайра сменилась яростью.

– Ты и твоя чертова шайка! – воскликнул он. – Ни один из вас не испытывает ни капли любви ни к чему на этой земле! Вы все – отродье свиньи-копилки!

Сэмюэль поднялся со стула, и Макинтайр сделал шаг по направлению к нему:

– Ну что ж, краснобай, ты получишь нашу землю. А вот это можешь передать лично Питеру Кархарту!

От неожиданного молниеносного удара Сэмюэль, подпрыгнув, осел на пол. В голове у него все перемешалось, он смутно осознал, что кто-то вошел в комнату и схватил Макинтайра, но в этом уже не было необходимости. Владелец ранчо сам сел на стул и обхватил свою седую голову руками.

В голове Сэмюэля все еще шумело. Он осознал, что получил четвертый удар, и его захлестнул поток эмоций, вызванный тем, что неумолимый механизм, управлявший его жизнью, был снова приведен в действие. Все еще ничего не видя вокруг, он поднялся с пола и вышел из комнаты.

Последовавшие десять минут были, возможно, самыми тяжелыми за всю его жизнь. Многие на словах превозносят смелость в отстаивании собственной позиции, но в реальной жизни обязанности человека по отношению к своим близким вполне могут заставить его считать окоченелый труп чьей-то необходимости достаточным оправданием для того, чтобы забыть о своих убеждениях и скрыться под маской благоразумия. Сэмюэль всегда думал о своей семье, но не колебался ни секунды. Нокаут стал хорошим подспорьем для принятия решения.

Вернувшись в комнату, где его с беспокойством ожидали собравшиеся к назначенному часу землевладельцы, он не стал тратить время на объяснения.

– Джентльмены, – сказал он, – мистер Макинтайр любезно объяснил мне, что в этом деле правда находится на вашей стороне, а претензии Питера Кархарта являются абсолютно неоправданными. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы вы смогли владеть принадлежащей вам землей до конца ваших дней.