Женская месть - Нора Робертс

Его белая троба была расшита золотыми нитями, сандалии украшены драгоценными камнями. Если такое было возможно, то возраст, пожалуй, сделал Абду еще красивее, как иногда бывает с мужчинами.

Адриенна приблизилась к отцу со стесненным сердцем. Она шла медленно не от неуверенности и даже не из почтения к нему, а из желания запечатлеть в памяти момент встречи с отцом, столь долгожданный и предвкушаемый. Ничто не было и не будет ею забыто. Однако внезапно с ней произошло то же, что и в гареме, – на нее нахлынули запахи цветов и слабый аромат курений. Адриенна продолжала двигаться к отцу, к своему прошлому, от которого, как выяснилось, ей так и не удалось освободиться. В детстве она тоже то тянулась к этому человеку, то от него отшатывалась. До этой минуты Адриенна не осознавала, что не могла припомнить ни одного случая, когда он сам подошел бы к ней.

Абду не пригласил старшую дочь в одну из своих личных комнат. Ее провели в большой, ярко освещенный зал, где еженедельно он давал аудиенции.

Драпировки на окнах были тяжелыми, ярко-синего цвета, его он предпочитал остальным. Ковер на полу был старинным – по нему ступали его отец, дед и многие короли, правившие страной. По обе стороны двери стояли две вазы высотой в человеческий рост. Сохранилась легенда будто несколько веков назад их прислали в дар из Персии королю, тоже носившему имя Абду, и в каждой вазе находилась девственница.

Кресло, обитое синим шелком, на котором восседал правитель Якира, принимая своих подданных или иностранцев, сторожил золотой лев с сапфировыми глазами. Несмотря на то что эта комната была закрыта для женщин, Адриенна поняла, что отец считает ее скорее подданной, чем дочерью. От нее ожидали покорности воле короля, как от дев Персии.

Она остановилась перед отцом, и их глаза встретились. Какие бы чувства Абду ни испытывал, в выражении его лица ничего не менялось – он умел скрывать все движения души. Отец наклонился и приветствовал Адриенну, следуя традиции, едва коснувшись поцелуем обеих ее щек и проявив при этом не больше эмоций, чем если бы она была ему совсем чужой. Это задело ее, стало больно от такого холодного приема.

– Добро пожаловать.

– Я благодарна за то, что ты разрешил мне вернуться. Он сел и, выдержав долгую паузу, указал ей на стул.

– Ты дитя Аллаха?

Этого вопроса она ожидала. В Якире религия была все равно что воздух.

– Я не мусульманка, – сказала Адриенна твердо, – но бог един.

По-видимому, это его удовлетворило, потому что он подал знак слуге разлить чай. В известном смысле благосклонностью являлось уже то, что две чашки были приготовлены заранее.

– Это правильно, что ты собираешься выйти замуж. Женщина нуждается в руководстве и защите.

– Я выхожу за Филиппа не потому, что ищу его руководства и защиты. – Адриенна отхлебнула маленький глоточек чаю. – А он женится на мне не для того, чтобы приумножить племя.

Она говорила решительно, как мог бы говорить мужчина с мужчиной, а не как женщина с королем. Абду был вправе ударить ее. Вместо этого он откинулся на спинку кресла, держа свою чашку обеими руками. Чашка была изящной, из тонкого и хрупкого французского фарфора.

– Ты стала западной женщиной.

– Моя жизнь, как и жизнь моей матери, была связана с Западом.

– Не будем говорить о твоей матери.

Абду поставил чашку и дал знак слуге наполнить ее снова.

– А она вспоминала о тебе. И довольно часто.

В глазах Абду появилось новое выражение. Нет, не раскаяние, как надеялась Адриенна. То был гнев.

– Как моя дочь ты здесь желанная гостья, и тебе будут оказаны почести, на которые ты имеешь право как член правящего дома Якира. Но пока ты здесь, ты должна следовать нашим правилам и традициям. Если ты навлечешь на меня позор, будешь наказана, как и любая другая женщина из моей семьи.

Адриенна почувствовала, что руки ее дрожат. Она вцепилась в чашку, чтобы скрыть дрожь. «После всех этих долгих лет, – думала она, – он не нашел ничего лучшего, кроме как сыпать угрозами и отдавать приказы». Она хотела предстать перед ним женщиной, которую он рассчитывал увидеть, но это стоило ей больших усилий.

– Я не навлеку на тебя позора, не беспокойся. Но мне стыдно за тебя. Моя мать страдала и умерла, чувствуя себя несчастной, а ты ничего не сделал, чтобы помочь ей.

Когда Абду поднялся с места, она тоже вскочила так стремительно, что чашка упала из ее рук на изразцовый пол и разбилась на мелкие осколки.

– Как ты мог допустить это?

– Она для меня давно перестала существовать.

– И все-таки десять лет она была твоей женой, – возразила Адриенна. – Тебе ничего не стоило помочь маме, но ты этого не сделал. Ты бросил на произвол судьбы и ее, и меня. Ты сам навлек на себя позор.

Абду ударил дочь тыльной стороной ладони с такой силой, что ее голова откинулась назад, а из глаз брызнули слезы. Это не было похоже на беззлобный шлепок, которым разгневанный родитель награждает непочтительного отпрыска. Это был рассчитанный, полновесный удар, который мужчина наносит врагу. Если бы Адриенна не наткнулась на тяжелый стул и не ухватилась за него в поисках опоры, она бы упала на пол. Медленно Адриенна подняла руку и вытерла кровь со щеки в том месте, где камень его кольца оцарапал ее кожу. Их глаза, столь похожие по форме и выражению, встретились. Она понимала, что удар этот был адресован не ей. Он был предназначен Фиби.

– Много лет назад, – с трудом проговорила Адриенна, – я, возможно, была бы благодарна за проявленное ко мне внимание.

– Я скажу тебе кое-что, чтобы не возвращаться к этому вопросу в дальнейшем.

Абду сделал знак слуге, чтобы тот убрал осколки чашки. Ярость, которую Адриенна вызвала в нем, была недостойна мужчины и короля.

– Твоя мать оставила Якир и утратила все права, лишилась лояльного отношения и всех почестей. Поступив так, как она сделала, твоя мать лишила всех прав и тебя. Она была слабой, как и все женщины, но также хитрой и развращенной.

– Развращенной? – Слова Адриенны могли навлечь на нее новые оскорбления, но она не могла себя заставить прикусить язык. – Как ты можешь так говорить о маме? Она была самой доброй и чистой женщиной из всех, кого я знала.

– Она была актрисой. – Абду произнес это слово так, будто оно было отвратительным на вкус. – Она выставляла себя в кино напоказ, демонстрировала свое тело перед мужчинами. Мой единственный позор в том, что я позволил себе впасть в заблуждение. Она ослепила меня, и я привез ее в свою страну и спал с ней, как мужчина спит со шлюхой.

– Ты и прежде называл ее так. – На этот раз голос Адриенны дрогнул. – Как может человек говорить так о женщине, на которой был женат и от которой имеет ребенка?

– Мужчина может жениться на женщине и посеять в нее свое семя, но не может изменить ее природы. Она не восприняла ислама. Когда я привез ее сюда и с моих глаз спала пелена, она не приняла своих обязанностей и не согласилась с отведенным ей местом.