Сердце химеры - Анна Платунова

На крыльях до Селиса добрались за пять часов – обычно на это уходит больше времени, но Керин и Скай торопились, прикладывая все силы.

С высоты птичьего полета небольшая усадьба, где вот уже несколько месяцев проживал старый дракон, выглядела так же, как обычно. Но когда Керин приземлился на лужайке перед домом, он первым заметил неладное: двери выбиты и повисли на одной петле. В доме же ни звука, ни движения.

Он молча подал Скайгарду знак: «Тихо».

В темном коридоре ничком лежала служанка. Скай узнал кухарку, что угощала их взваром и печеньем.

– Кайла!

Керин присел на корточки и тронул пожилую химеру за плечо, пальцы испачкались в крови – еще теплой. Кухарка была мертва.

Скай понял это прежде, чем Керин произнес вслух. Его лицо закаменело. Он обошел Керина и шагнул в гостиную.

– Отец!

Старый дракон сидел в кресле. Однако по тому, как нелепо он раскинул длинные ноги, как отчаянно пальцы вцепились в обивку подлокотников, по тяжелому дыханию стало ясно: дело плохо. Похоже, он взобрался в кресло из последних сил, чтобы не умирать, лежа на полу в луже собственной крови, чтобы умереть с достоинством.

– Отец!

Скай опустился на колени рядом со старшим лордом, крепко сжал сведенные судорогой пальцы, и только тогда отец перевел на него взгляд – прежде острый и ясный, сейчас он гас, глаза затягивались пеленой. И все же он разглядел сына.

– Скайгард… Я… старый дурак…

– Тихо, тихо, отец. Я рядом. Керин, тащи простыни, все, что найдешь!

Грудь старого дракона зияла ранами и порезами, которые и не думали затягиваться. Мгновением позже Скай разглядел на шее отца ошейник и догадался о том, что здесь произошло.

– Проклятье! Зул Вилард? Арен? Как давно? Что им известно?

Керин вернулся с простынями. Он подступился было к лорду Ньорд, чтобы перевязать раны, но тот остановил его жестом, а голос на мгновение сделался твердым.

– Нет. Уже бесполезно.

Он застонал, пытаясь приподняться и сесть выше. Скай и Керин, подхватив с двух сторон, помогли ему.

– Я ничего не сказал… Но Вилард… Он влез в мои мозги… Он знает, где моя внучка… – Дыхание старого дракона становилось все более частым и прерывистым. – Возвращайтесь! Немедленно! – выкрикнул он из последних сил, а потом обмяк. Пальцы, что держали руку сына, сделались совсем вялыми.

Но он еще был жив.

– Керин, возвращайся. Я догоню, – бросил Скай.

Казалось, что он спокоен, но Керин знал, какими усилиями дается Скайгарду эта сдержанность. Не время предаваться печали. Сейчас драгоценна каждая секунда.

Керин осторожно сжал предплечье лорда Ньорд.

– Знакомство с вами – честь для меня, – тихо сказал он. – Счастливого полета в небесные сады.

Казалось, старый дракон снова не обратил ни малейшего внимания на химеру, но вдруг он повернул голову, и его взгляд впервые встретился со взглядом Керина.

– Береги мою внучку. И моего правнука.

– Это мой сын, – тихо сказал Керин.

Старый дракон внезапно рассмеялся. Смех булькал в его груди, прорываясь наружу брызгами крови изо рта.

– Опередил, значит, этого венценосного говнюка.

И резко помрачнел.

– И сейчас опереди. Поторопись.

Керин кинулся вон из дома, сменил ипостась, едва ступив на крыльцо.

Арен и Зул Вилард покинули дом совсем недавно. Можно только поражаться силе воли старого лорда, который держался несколько часов, скрывая местонахождение внучки.

Он может успеть. Он должен успеть.

* * *

Маргарита заставила Нари выпить настойки стынь-травы. Сказала, что Пирожку сейчас нужна спокойная мать, а не та, которая вздрагивает от каждого удара сердца.

– Мама, но я тогда даже не пойму, если…

Ри обняла грустную дочь. Она и сама волновалась, но не показывала вида.

– Уверена, что отец и Керин сделают все, что от них зависит. А тебе нельзя так переживать. Подумай о малыше.

Настойка стынь-травы успокоила сердце, хотя и сделала Нари немного сонной. Маргарита отправила Иду и Нари прогуляться с Даром, сама занялась хозяйственными делами – это лучший способ унять тревожные мысли.

Девушки по очереди несли Пирожка в корзинке, пока взбирались на холм. Добрались до вершины, откуда открывался отличный вид на усадьбу, и присели на поваленный ствол. Ида достала нехитрый перекус – хлеб с мясом и сыром. Бо́льшую часть протянула Нари:

– Держи. Тебе сейчас надо лучше питаться.

Нари действительно успела проголодаться, потому отказываться не стала. Пирожок мирно дремал, укрытый теплым одеяльцем, шевелил губами во сне.

– Какой же он забавный все-таки, – улыбнулась Ида.

Нари улыбнулась в ответ. Она очень беспокоилась о дедушке, но понимала, что раскисать нельзя.

– Жду не дождусь, когда увижу Дари в ипостаси льва. Как думаешь, скоро это случится?

– Обычно дети первый раз меняют ипостась в полгода. Но если химера сильный, то и раньше – иногда в три месяца. Уверена, наш Дари именно такой.

Ида тихонько погладила малыша по щечке.

– Да, мой маленький? Ты будешь самым сильным, самым красивым и умным!

Время тянулось мучительно медленно. Все понимали, что новости появятся не раньше вечера, а то и на другой день, и старались занять себя какими-то делами. Нари под руководством Иды в первый раз в жизни пробовала вязать: она хотела связать кофточку для сына.

Ида терпеливо перехватывала спицы, надевала спущенные петли и притворно вздыхала:

– Боюсь, пока кофта будет готова, Пирожок вымахает выше тебя ростом.

Поужинали в тишине. Солнце опускалось за горизонт, и даже Ида сделалась молчалива, нет-нет да поглядывая в сторону холмов: не покажутся ли Керин и Скай. Нари выпила еще немного настойки стынь-травы, чтобы успокоить сердце. Небо темнело, и делалось все труднее различить, что за тени скользят среди облаков.

– Это птицы? – спросила Ида.

Она отложила вилку и подошла к окну, чтобы разглядеть лучше стаю огромных птиц, что поднялись над холмом. Нари и Маргарита встали рядом.

– Какие большие… – тихо сказала Нари.

Она насчитала десять, а потом сбилась со счета.

– Это не птицы, – произнесла Маргарита помертвевшим голосом. – Это…

– Драконы! – одновременно выдохнули Нари и Ида.

– Быстро! Надо спрятаться!

Крылатые тени стремительно приближались. Уже можно было различить острые гребни, могучие лапы. Впереди летели два дракона, и луна, вышедшая на небо, серебрила их белые шкуры.