Псы войны - Фредерик Форсайт

– Кто знает, удастся ли тебе от него избавиться таким образом. Кому-то известно имя Кейт Браун. Они тебя везде разыщут. Часто ты собираешься бывать в Париже в ближайшие недели?

– Несколько раз, – ответил Шеннон. – В основном короткие визиты проездом. А через два дня придется везти из Бельгии в Тулон через Париж груз Марка.

Лангаротти пожал плечами.

– Они, возможно, сейчас не найдут тебя. Нам неизвестно, насколько они умелы или сколько их. И кто они. Но в следующий раз они могут на тебя выйти. Тогда возникнут неприятности. Вероятно, с полицией.

– Я не могу себе это позволить. Только не сейчас. Не с тем грузом, который будет в фургоне Марка, – сказал Шеннон.

Он был человеком рассудительным и при других обстоятельствах предпочел бы переговорить с человеком, выписавшим на него контракт. Но сейчас он решил поступить иначе.

Шеннон, конечно, не отказался бы побеседовать с этим типом. Но надо было сначала узнать, кто это. Ему угрожал в данный момент один человек. Тот, что подрядился его убить. Он сказал это корсиканцу, который в ответ угрюмо кивнул.

– Да, mon ami,[19]наверное ты прав. Нам придется брать убийцу. Но сначала надо его выманить.

– Ты поможешь мне, Жан-Батист?

– Конечно, – сказал Лангаротти. – Кем бы он ни был, к Союзу это не имеет отношения. Раз это не мои люди, я в твоем распоряжении.

Почти час они просидели над разложенной на столе картой Парижа. Потом Лангаротти ушел.

Днем он поставил свой фургон с марсельскими номерами в условленном месте. Ближе к вечеру Шеннон подошел к стойке дежурного и спросил, как пройти к известному ресторану, который находился приблизительно в миле от гостиницы. Тот служащий, которого описал ему Лангаротти, в этот момент находился поблизости и все слышал. Дежурный администратор рассказал ему, как добраться до ресторана.

– Это недалеко? – спросил Шеннон.

– Ну, конечно, месье. Минут пятнадцать, ну, может быть, двадцать ходьбы.

Шеннон поблагодарил клерка и, воспользовавшись его телефоном, заказал столик на 10 вечера, на фамилию Браун.

Остаток дня он не выходил из гостиницы.

Ровно в девять сорок, с саквояжем в одной руке и перекинутым через другую руку плащом, он вышел из отеля и свернул на улицу, ведущую в сторону ресторана. Путь не был прямым. Предстояло пройти две улочки еще меньше той, на которой располагалась гостиница. Прохожих встречалось все меньше и меньше и, наконец, он вышел на тускло освещенный пустынный переулок в Первом Аррондисмане Парижа. Он замедлил шаг и начал подолгу рассматривать освещенные витрины закрытых магазинов, попросту убивая время. Ему уже давно надо быть в ресторане. Он не оглядывался. Иногда, в тишине, ему казалось, что он слышит осторожные приглушенные шаги где-то на темных улочках за спиной. Кто бы это ни был, но только не Лангаротти. Корсиканец мог передвигаться так, что и пылинка не шелохнется.

Был уже двенадцатый час, когда он дошел до темного, неосвещенного проулка, который они наметили заранее. Он отходил налево от улицы и был абсолютно пустынным. В дальнем конце он упирался в ряд близко расположенных столбиков, перегораживающих проход. По обе стороны тупика стены были гладкие и высокие, без окон. В конце тупика, поперек дороги, виднелся темный силуэт фургона, пустого, с раскрытыми задними дверцами. Шеннон приблизился к фургону со стороны зияющей черноты багажника и, дойдя до него, повернулся.

Как большинство солдат, он считал, что лучше смотреть опасности в лицо, чем чувствовать ее спиной. Из прежнего опыта он знал, что даже отступать лучше пятясь, оставаясь лицом к лицу с источником опасности. По крайней мере, так можно за ним следить. Пока он шел по проулку к тупику, у него шевелились волосы на затылке. Если бы законы психологии подкачали, он давно был бы мертв. Но психология оказалась на высоте. Человек, крадущийся за ним по пустынным улочкам, держался на приличном расстоянии, надеясь, что в конце концов ему должен представиться случай.

Шеннон бросил на землю саквояж с плащом и уставился на громадный силуэт на фоне слабого света фонарей в начале проулка. Он терпеливо ждал. Оставалось надеяться, что здесь, в центре Парижа, шума не будет. Силуэт замер, оценил ситуацию, очевидно, пытаясь определить, есть ли у Шеннона пистолет. Но открытые дверцы фургона успокоили убийцу. Он решил, что Шеннон припарковал его здесь, подальше от любопытных глаз, и поэтому шел сюда намеренно.

Силуэт в проулке бесшумно двинулся вперед. Шеннон смог разглядеть в полутьме, как нападающий вынул из кармана плаща правую руку и выставил перед собой, зажав что-то в кулаке.

Лицо его было в тени, четко обозначился только силуэт, и он был явно больше средних размеров. Человек остановился в самом центре тупика и начал медленно поднимать пистолет. Замер на несколько мгновений, видимо, прицеливаясь, потом вдруг снова опустил правую руку вниз, будто бы передумав.

Не сводя глаз с Шеннона, человек медленно наклонялся вперед и опустился на колени. Некоторые стрелки так поступают, чтобы надежней прицелиться. Убийца прочистил горло, еще больше наклонился вперед и уперся локтями на булыжную мостовую. «Кольт 45» с металлическим звоном шмякнулся о камни. Медленно, как правоверный мусульманин во время молитвы, убийца склонил голову вниз, впервые за последние двадцать секунд отведя взгляд от Шеннона, и уставился на мостовую. Слышалось тихое журчание, как будто струя лилась на камни. Колени и локти его подкосились, он грузно шлепнулся в лужу собственной крови, хлещущей из перерезанной аорты, и затих.

Шеннон так и стоял у раскрытых дверей фургона. Теперь, когда человек упал, слабый свет пробился в проулок с дальнего конца. Из спины лежащего, облаченного в серый плащ, чуть левее позвоночника, между четвертым и пятым ребрами, торчала полированная костяная рукоятка ножа.

Кот поднял глаза. В свете дальнего фонаря теперь появилась другая фигура, маленькая, безмолвная, все еще застывшая в пятнадцати ярдах от тела в том месте, откуда был произведен бросок. Шеннон свистнул, и Лангаротти, бесшумно ступая по мостовой, подошел.

– А я уже начал думать, что ты опоздаешь, – сказал Шеннон.

– Нет. Никогда. С того самого момента, как ты вышел из гостиницы, у него не было шансов нажать на курок своего «кольта».

На полу фургона, поверх брезента, был постелен полиэтилен.

Брезент был заблаговременно снабжен проделанными по краям отверстиями для веревок, чтобы можно было легко и быстро упаковать поклажу, а к дальнему концу брезента были привязаны камни. Взяв тело за руки и за ноги, они приподняли его и перенесли в фургон. Лангаротти взобрался внутрь, чтобы вытащить нож, а Шеннон закрыл дверцы и тщательно запер их для верности.

Лангаротти перелез на переднее сиденье и завел мотор. Он медленно подал фургон назад и развернул его в сторону выезда из тупика. Перед тем, как машина должна была тронуться, Шеннон подошел к открытому боковому стеклу со стороны водителя.