Предсказание - Дин Кунц

— Ерунда, — возразил он. — В нем течет кровь Вивасементе. Он — внук моей Натали.

— Если вы знаете об этом, то вам известно, что он также внук Конрада Бизо, — напомнил ему Джимми. — И вы первым должны признать, что клоунам не место под куполом цирка.

— Его кровь не замарана, — ответил патриарх. — Она чистая. Я наблюдал за ним. Смотрел видеофильмы о нем. Он — прирожденный воздушный гимнаст.

Видеофильмы о нем.

Пусть ночь выдалась теплой, внутри у меня все похолодело.

— Люди не продают детей, — привела я едва ли не последний аргумент.

— Еще как продают, — заверил меня Вивасементе. — Я сам покупал детей у моих европейских родственников, если видел, что они смогут стать воздушными гимнастами. Некоторых чуть ли не младенцами, других — в два или три года, но старше пяти лет — никогда.

С отвращением, которого наш хозяин не заметил, так же, как и наш юмор, Джимми указал на стоящую на траве коробку с деньгами.

— Мы привезли ваши деньги. Они нам не нужны.

— Триста семьдесят пять тысяч, — поднял цену Вивасементе.

— Нет.

— Четыреста пятнадцать тысяч.

— Прекратите, — потребовал Джимми.

— Четыреста двадцать две тысячи пятьсот долларов, и это моя последняя цена. Я должен заполучить этого особенного мальчика. Он — мой последний шанс, мой лучший шанс создать такого же, как я. В нем особенно велика концентрация крови воздушных гимнастов.

Бушующие эмоции попытались отразиться на лице Вивасементе, и я даже испугалась, что растянутая до предела кожа сейчас лопнет и лохмотьями повиснет на костях.

Он сложил руки перед грудью, словно в молитве, и обратился к Джимми не злобным, а просящим голосом:

— Если бы я узнал в 1974 году или в последующие годы, что Натали родила двойню, тебя бы не отдали пекарю и его жене, — тут он счел уместным перейти на «ты», а слово «пекарь» произнес с презрением, достойным сноба голубых кровей. — Я пришел бы за тобой, клянусь. Выкупил бы тебя или спас каким-либо другим способом. Я всегда получаю то, что хочу. Но я думал, что у меня родился только один сын и его похитил этот злобный Бизо.

Джимми с порога отверг отцовскую любовь Вивасементе.

— Вы — не мой отец, даже в том смысле, что вы считаете себя духовным отцом всех членов своей труппы. Панчинелло и я никогда не состояли в вашей труппе, и мы никоим образом не можем считаться вашими детьми. Да, учитывая, что вы — отец Натали, мы номинально считаемся вашими внуками. Но я не принимаю такого родства. Я отказываю вам в праве быть моим дедом, я не хочу иметь с вами ничего общего.

Руки, сложенные в молитве, разошлись, сжались в кулаки. Костяшки пальцев побелели.

И если чувство юмора у Вивасементе отсутствовало полностью, ярости у него хватало с избытком. Глаза превратились в щелочки, взглядом он буквально пронзил Джимми.

А когда заговорил, слова припечатывали, как паровой молот:

— Конрад Бизо не мог зачать ребенка ни с одной женщиной. Он был бесплоден.

Я тут же вспомнила (и Джимми, естественно, тоже) Конрада Бизо у нас на кухне, перед тем как он выстрелил в меня, когда более не прикидывался Портером Карсоном. Он хотел взять Энди в качестве компенсации за то, что Панчинелло оказался в тюрьме, «что-то за что-то». Он не знал, что Джимми и Панчинелло — близнецы, не понимал, что Энди — его внук. Он лишь хотел получить компенсацию. И когда я спросила Конрада, почему он не уложил в кровать какую-нибудь шлюху, чтобы она родила ему ребенка, мои слова привели его в замешательство, он не решался встретиться со мной взглядом. Теперь я знала почему.

А эта ядовитая мразь, этот двуногий червяк в алом халате, что стоял перед нами, выпрямился в полный рост и гордо продолжил:

— Я хотел добиться максимальной концентрации генов воздушных гимнастов. И реализовал свою мечту. Но Натали сбежала с Бизо, лишив меня того, что принадлежало мне по праву. Натали — моя дочь, но я — твой дед и твой отец.

Вот те на!

Мой бедный, мой сладкий Джимми только-только успел примириться с тем, что он — сын Конрада Бизо и брат Панчинелло, а теперь его ввергли в еще больший кошмар: мало того, что он брат Панчинелло, так еще и сын и внук Вивасементе, плод инцеста.

Подвинься, Джонни Тиллотсон. Уступи место новым хитам!

Движение по периметру шатра привлекло наше внимание. В проеме главного входа появился громила с глазами кобры. Встал, широко раздвинув ноги, показывая всем своим видом, что может остановить слона. В руках он держал помповое ружье.

Еще один мужчина, такой же бандит, как и первый, только с толстыми шрамами на лице и шее, словно и его слепил из подручного материала Виктор Франкенштейн, возник с ним рядом. Тоже с помповиком.

Трое других появились из-за полотнища, висевшего вдоль боковой стены. Они стояли в тени, так что я не знала, вооружены они или нет. Но склонялась к тому, что вооружены.

— Как ты сам видишь, твой сын Энди — внук моей Натали. Он также мой внук и правнук. В твоем поколении довести до конца реализацию моей мечты не удалось. Что ж, я реализую ее в следующем. Если вы не продадите мне маленького Энди за четыреста двадцать две тысячи пятьсот долларов, — теперь эта тварь обращалась к нам обоим, — я убью вас прямо сейчас. А потом убью Руди и Мэдди и заберу всех троих детей, не заплатив ни цента.

Понятное дело, Джимми не хотел отрывать глаз от Виргильо Вивасементе. Не нравилось ему и то, что у нас за спиной стоят эти бандиты, но тем не менее он повернулся ко мне.

Обычно я могу сказать, о чем думает Джимми. Его мысли для меня — открытая книга.

Но на этот раз по его глазам я ничего понять не смогла. И лицо было бесстрастным, загадочным.

Человека с более слабым характером такие откровения шокировали бы, ввергли в отчаяние, вызвали отвращение. Возможно, Джимми испытывал шок и отвращение, но в отчаяние точно не впал.

— Впечатляет, не так ли?

— Впечатляет, — согласилась я.

Чувствуя приближающийся триумф, с написанным на лице самодовольством, Вивасементе, сунув руки в карманы алого халата, покачивался взад-вперед, с пятки на носок красных туфель на мягкой подошве.

— Если вы думаете, что я не смогу убить вас и выйти сухим из воды, то вы ошибаетесь. Когда вы двое и Руди с Мэдди будете мертвыми лежать у моих ног, я расчленю вас всех, вымочу в бензине ваши останки, сожгу, помочусь на золу и брошу получившуюся кашицу в навоз в углу свинарника. Я это уже проделывал. Никто не может мстить страшнее, чем мстит Виргильо Вивасементе.

Джимми заговорил, все еще глядя на меня:

— Если вы найдете подходящую шлюху, то сможете зачать еще одного мерзкого, снедаемого жаждой убийства червяка, такого же безумного, как ваш первенец.