Страна призраков - Уильям Гибсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Они в Нью-Йорке, – проронил Тито.
– Ага. – Собеседник кивнул и отхлебнул пива. – Прикольно.
– Зал ожидания бизнес-класса в «Эйр Хрень»! – с восторгом объявил Инчмэйл, удобно устраиваясь посередине первого этажа на квартире Бигенда.
– Наверху еще спальня, не хуже, – похвастала Холлис. – Я вам покажу, только сначала помоюсь.
Хайди положила завернутое в бумагу топорище на стойку рядом с лэптопом.
– ’Оллис! – На вершине парящей стеклянной лестницы появилась Одиль в безразмерном спортивном свитере. – Это Бобби, ты его найти?
– Вроде того. Долго рассказывать. Спускайся и познакомься с моими друзьями.
Француженка босиком сошла по ступеням.
– Рег Инчмэйл и Хайди Гайд. Одиль Ричард.
– C&a va? – спросила пришедшая, заметив топорище. – Что это?
– Подарок, – ответила Холлис. – Осталось найти, кого им осчастливить. Я в душ.
И она поднялась наверх.
Фигурка синего муравья по-прежнему стояла на своем месте, изготовившись к действию.
Холлис разделась, внимательно себя осмотрела, к счастью, не обнаружив никакой сыпи, и долго-долго старательно мылась под струями горячей воды.
Чем теперь заняты Гаррет и старший мужчина? Куда отправился Тито, когда его высадили? Почему сумочка – или по крайней мере шифратор Бигенда, – отрастив себе ноги, разгуливает по улице? А смертоносный монгольский червь – какую форму он примет сегодня? Этого журналистка не знала.
Неужели она и вправду видела, как облучают сто миллионов долларов при помощи гранул медицинского цезия? Видела, если Гаррет не врал. Хотя какой в этом смысл? Холлис намыливалась в третий раз, когда ее вдруг осенило.
Цезий нельзя отмыть. Никаким порошком. Значит, и деньги уже не отмоются.
Ей даже не пришло в голову задавать вопросы Гаррету, пока тот готовился покинуть мастерскую. Нет, правда, ни одного вопроса. Холлис чувствовала всем сердцем: нужно делать то же самое, что и он; делать, а не говорить об этом. Молодой человек очень сосредоточенно проверял каждый предмет дозиметром, стараясь ничего не забыть.
Она была совершенно уверена, что не оставила сумочку. Кто-то забрался в фургон, пока все четверо говорили с мусорщиками.
Холлис обтерлась полотенцем, оделась, убедилась, что паспорт на месте, и высушила волосы.
Когда она спустилась, Инчмэйл сидел на краю двадцатифутовой кушетки (цвет кожаной обивки очень близко напоминал оттенок сидений в «майбахе» бельгийского рекламного магната) и читал сообщения на своем телефоне. Хайди с Одиль удалились, казалось, на целый квартал – так обманывала игра светотени на полированном бетонном полу – и походили на человеческие силуэты, которые нарочно рисуют на архитектурных чертежах для демонстрации масштаба.
– Опять твой Бигенд, – сообщил Рег, отрываясь от телефонного экрана.
– Это не мой Бигенд. Но будет твоим, если продашь ему права на «Такой быть сложно» для рекламы китайских машин.
– На это я, разумеется, пойти не могу.
– Из чисто художественных соображений?
– Просто нужно согласие всех троих: мое, твое, Хайди. У нас же совместные права, если помнишь.
– Лично мне без разницы, решай сам.
– С чего вдруг?
– Ты же до сих пор в бизнесе, до сих пор имеешь долю.
– Он хочет, чтобы ты это написала.
– Что написала?
– Изменила слова в песне.
– И сделала из нее рекламную заставку?
– Главную тему. Целый гимн. Под брендом постмодернизма.
– Это нашу «Такой быть сложно»? Издеваешься?
– Он меня завалил сообщениями, каждые полчаса достает. Решил припереть к стенке. От таких людей меня просто тошнит. Честно.
Холлис пристально взглянула на него.
– А где смертоносный монгольский червь?
– Ты о чем?
– Не знаю, чего мне сейчас больше бояться. Помнишь, ты на гастролях рассказывал про смертоносного червя? Настолько ужасного, что его никто не может описать?
– Ну да, – подтвердил Инчмэйл. – Эта тварь не то плюется ядом, не то электрическими разрядами. – Он улыбнулся. – А может, гноем.
– И прячется в дюнах. Где-то в Монголии.
– Правильно.
– Так вот я приняла твой рассказ на вооружение. Червяк превратился в символ всех моих страхов. Мне кажется, он ярко-красный...
– Они правда ярко-красные, – вставил Инчмэйл. – Пурпурные. И без глаз. А тело толстое, как бедро ребенка.
– Теперь любой сильный страх, с которым я не могу справиться, обретает такую форму. День или два назад, в Лос-Анджелесе, Бигенд со своим журналом-призраком и эти жуткие странности, куда он сунул свой нос и затянул меня за собой, даже рассказать нельзя, – все это мне представлялось в виде смертоносного червя, который прячется в дюнах.
Инчмэйл внимательно посмотрел на нее.
– Рад, что мы встретились.
– Я тоже, Рег, просто еще не опомнилась.
– Немудрено. В такое время разве что полный псих не станет волноваться. Мы все как на иголках. Меня больше беспокоит другое: вид у тебя не очень напуганный. Растерянный – да, но я не чувствую страха.
– Этим вечером, – объяснила Холлис, – кое-кто совершил на моих глазах такой поступок, чудне́е которого мне уже, кажется, не увидеть.
– Серьезно? – Собеседник вдруг помрачнел. – Завидую.
– Я-то думала, будет теракт или преступление в нормальном, традиционном смысле, но все было не так. По-моему, это скорее...
– Что?
– Проделка. Шалость, на которую отважится лишь сумасшедший.
– Ты же знаешь, я сгораю от любопытства, – подначил Рег.
– Знаю. Но я слишком часто разбрасываюсь своим словом. Сперва – Бигенду, потом еще кое-кому. Хотелось бы обещать, что я когда-нибудь открою секрет, но не могу. Хотя не исключено, что все же открою. Когда-нибудь. Смотря по обстоятельствам. Понимаешь?
– Слушай, а француженка твоя, случаем, не лесбиянка? – поменял тему Инчмэйл.
– С чего ты взял?
– Она так и липнет к нашей Хайди.
– Ну, это как раз не доказательство.
– Разве?
– Просто Хайди притягивает к себе людей особого склада. Большинство из них – мужского пола, но не все.
– Точно, – улыбнулся Инчмэйл. – Я и забыл.
Послышался мелодичный аккорд.
– Корабль-носитель идет на посадку, – объявил Рег.
Олли Слейт с тихим звоном вкатил тележку, накрытую белой салфеткой. На этот раз он гладко побрился и снова надел шикарный костюм.