Ричард Длинные Руки - граф - Гай Юлий Орловский

В холле Марманда и еще трое женщин замывают кровь, мраморные плиты весело и празднично блестят. На звон цепей Марманда вскинула голову, усталое лицо озарилось радостью.

– Дик!.. Ты все-таки выжил?.. Господи, как тебя изуродовали!..

– И не говори, – согласился я. – Какой дурак брякнул, что мужчин шрамы украшают?

Она быстро оглядела мои цепи.

– Поди, тяжело таскать? Пойдем в кузницу. Если Ипполит жив…

– То я сам ему вобью зубы в глотку, – сообщил я мрачно.

Она сказала торопливо:

– Не держи на него зла. Все считают, что это ты помог Касселю. Это сейчас видно, что ты ни при чем: сидел в подвале на цепи!

Дверь в кузницу распахнута, на пороге лежит вниз лицом парень с рассеченной головой, в руках тяжелый молот. Марманда осторожно переступила, я слышал, как она охнула. Не поворачиваясь ко мне, сказала скорбно:

– Все трое.

– А Ипполит?

– У него в руках меч.

– Дурень, – буркнул я зло. – С мечом еще и обращаться надо уметь…

В горне еще тлеют угли, оба подмастерья Ипполита заколоты прямо с молотами в руках. Похоже, пытались помочь кузнецу, но не видно, чтобы хоть одного из нападающих убили. Я быстро осмотрел инструменты, выбрал из полудюжины зубил самое острое. Марманда посматривала на меня с опасением.

– Что ты хочешь?

– Иду навстречу твоему желанию разбить мне цепи угнетателей, – объяснил я.

– Моему желанию?

– А что, не сумеешь поднять молот?

Она ответила с колебанием:

– Молот поднять сумею… но если промахнусь…

– Ты уж постарайся, – ответил я. – Мне столько раз кости ломали, что уже несколько надоел этот постоянный хруст.

Она вздохнула, я опустил руку на холодный металл наковальни. Другой рукой я приставил зубило острием к заклепке, Марманда вздохнула и с некоторым усилием взяла молот. Пока она примеривалась, в проеме возник широкий воин, за ним еще один. Оба загоготали, рассмотрев в полумраке женщину с молотом, один сказал благожелательно:

– Иди займись своим делом. А цепи мы сами с него собьем. Сам господин граф распорядились!

Марманда с облегчением передала им молот. Один взял из моей руки зубило, мне показалось, что держит криво, острие с трудом зацепило заклепку под головку, солдат ударил несколько раз, я страшился, что снова сломают кисть, а сращивать уже будет подозрительно, наконец железные браслеты со звоном свалились один за другим.

Я с облегчением вздохнул, сказал с неподдельной благодарностью:

– Спасибо, ребята!.. В первый раз вы спасли меня от виселицы, а сейчас – от этих гнусных цепей.

– Нашего хозяина благодари, – сказал тот, что с молотом.

– И служи верно, – добавил второй.

Даже у самого плохого человека можно найти что-то хорошее, если его тщательно обыскать, потому все трупы лежат с вывернутыми карманами, сапоги содраны почти со всех, у некоторых сняли даже пояса. Когда я вышел из кузницы, последние трупы складывали вповалку на телегу. Занимались этим сами победители, из чего я понял, что мужчин из числа челяди перебили на всякий случай всех. В герцогстве, или «зеленом клине», и так демографический взрыв, перенаселение, так что замена будет уже сегодня к вечеру, как пообещал Лангедок.

Плачущие женщины все еще замывают кровь в холле и в комнатах. На некоторых платья порваны, у двух я увидел ссадины на руках и лице. Видимо, попробовали сопротивляться, когда их наспех насиловали. В двух комнатах выбиты двери, а в нижнем зале следы начинавшегося пожара.

Марманда руководила служанками, при моем появлении подняла голову.

– Благополучно?

Я вскинул свободные от цепей руки.

– Я свободен, но человечество – нет!

Она не поняла, сказала угрюмо:

– Самое интересное ты пропустил…

– Да как-то не очень жалею, – признался я. – Сама знаешь, я даже курицы не могу зарезать. Так что, можно сказать, леди Элинор меня спасла… Что с хозяйкой?

Она прислушалась, сдвинула плечами. Из верхних залов доносится рев пьяных голосов, победители уже начали неизбежный пир.

– Не знаю, – ответила она после паузы. – Вообще-то волшебница…

– Волшебники не всесильны, – напомнил я. – Особенно когда волшебство напарывается брюхом на контрволшебство.

Она вздохнула:

– То-то и оно. Кто ж знал, что Лангедоки так подготовятся!.. А граф Кассель оставил слишком мощные амулеты. Леди Элинор, конечно, могла бы все обезвредить, но на это нужно время…

– А Лангедок этого не дал, – закончил я. – Все понятно. Но что говорят слуги? Где Мадина?

Она помрачнела.

– Говорят, ее запер в покоях хозяйки сам Лангедок. Там он и его двое сыновей насиловали ее всю ночь, а потом привязали, чтобы не сбежала. Хозяйка сейчас в пыточном подвале…

Я пробормотал:

– Жива? Лангедок рискует. Если она волшебница, то может и вырваться…

– Пока не удается, – ответила она с глубоким сочувствием. – С ним трое колдунов, они заранее изучили ее, подготовились. Как только она что-то пытается, ее тут же обессиливают. А потом, мы вчера всю ночь слышали крики… Похоже, ее пытали.

– Сволочи, – буркнул я. Она хмуро улыбнулась.

– Мне казалось, что ты и сам бы ее…

– И мне так казалось, – согласился я. – Но, знаешь, выбравшись на свободу, освободившись от цепей, живой и относительно здоровый… как-то нечаянно все-таки поддаешься гнилому гуманизьму. Или это только у меня так?

– Наверное, – ответила она неуверенно. – Мир вообще-то очень добрый. Это у вас, в закрученном…

– В завернутом, – поправил я. – Или в навернутом, не помню. У нас вообще-то говорят про апгрейденный.

Послышался конский топот, стук копыт. На фоне зияющего провала в воротах появились всадники. Я рассмотрел Лангедока, он легко слез с коня, такого же крупного и массивного, как и сам. Его окружили закованные в доспехи рыцари, двое даже не подняли забрала. Лангедок улыбался и плавным жестом завоевателя приглашал всех через пролом в замок.

Судя по его поведению, это не вассалы, а владетельные лорды, соседи, которым он демонстрирует захваченную жемчужину. С гамом, топотом и металлическим лязгом вся толпа последовала через проход за Лангедоком в холл. Я отступил в сторону и смиренно поклонился.

Лангедок шагнул было мимо, но вдруг брови грозно сдвинулись, в близко посаженных глазах мелькнуло подозрение. Он развернулся, вперил в меня указующий перст.

– Эй ты… как тебя!

– Дик, ваша светлость!