Костер в ночи. Мой брат Майкл. Башня из слоновой кости - Мэри Стюарт

— Да?

В руке я держала «Краткий путеводитель по Дельфам», на его обложке как раз красовалась фотография знаменитой статуи. Я протянула книгу экскурсоводу:

— Вот. Я так много слышала о нем, но никак не могу понять, нравится ли он мне. Эти глаза из оникса, с белой эмалью… эти длинные металлические ресницы… Да, они кажутся живыми, но… его взгляд, вы понимаете меня? — Я указала на фотографию. — И его узкий лоб и тяжелый подбородок… Ведь некрасивое лицо? А все только и говорят, как он прекрасен.

— И вы так скажете. Ни одно его изображение не дает верного впечатления. Как и Гермес в Олимпии. На фотографиях он кажется женоподобным, а мрамор — гладким и сверкающим, как мыло. Но при виде статуи захватывает дух.

— Вы правы, я видела его.

— Что ж, готовьтесь к встрече с «Возничим». Это одна из величайших греческих статуй. А знаете, о чем я думаю каждый раз, как вижу его, хотя вижу его каждый день?

— О чем?

— Какой он молодой. Полный значимости, грации, но тем не менее молодой. Прежде полагали, что он — хозяин упряжки, победитель соревнований, но теперь появилось мнение, что он лишь вез владельца колесницы.

Я неуверенно заметила:

— Кажется, у Павсания говорится, что в Дельфах хранится бронзовая колесница с обнаженным «владельцем» и что, вероятно, был и возничий — юноша из достойной семьи?

— Да, Павсаний упоминает об этом. Но вряд ли имеется в виду именно наш «Возничий», кирия. Существует свидетельство, что во время землетрясения в триста семьдесят третьем году до нашей эры он был засыпан оползнем, и позже, чтобы не оставлять его без укрытия, его встроили — как у вас это говорится? — в несущую стену (на греческом это звучит «сдерживатель земли»), которую специально воздвигли, дабы камни и земля вновь не засыпали храм.

— Опорную стену, — уточнила я.

— А, спасибо. Опорная стена. Так что сами видите, что наш «Возничий» исчез несколькими веками раньше, чем Павсаний побывал в Дельфах.

— Понятно. Я этого не знала.

Он наконец скрутил папиросу, сунул ее в рот и зажег, она затрещала. Он продолжал:

— Теперь говорят, что «Возничий» был частью скульптурной группы победителей, которую установил Гелон — чемпион в гонках на колесницах. И это может быть правдой. За прошедшие века столько всего было утеряно, разрушено или разграблено, что любые новые открытия — всего лишь догадки. Есть мнение, что когда-то здесь находилось шесть тысяч статуй — такое количество подписей было тут найдено. — Он улыбнулся. — Землетрясение, разрушившее и засыпавшее «Возничего», — не что иное, как рука Божья: таким образом он спасся от вандалов. Через двадцать лет фокейцы опустошили его святилище, ну а в последующие времена было похищено и уничтожено несметное количество сокровищ.

— Да, знаю. Сулла, Нерон да и остальные тоже. Сколько статуй Нерон увез в Рим?

— Пятьсот. — И он опять улыбнулся. — Вижу, завтра мне действительно придется следить за каждым своим шагом!

— Я же говорила, что много читала. А здесь так много…

Внезапный грохот за музеем и лавина воплей испугали меня — я запнулась и оглянулась.

— О господи, что это?

— Ерунда. Рабочие чуток поспорили.

— Чуток? А звучит, словно началась война!

— Боюсь, что воинственность присуща нашему народу. У них там сегодня произошло неприятное событие. Это рабочие из французской археологической экспедиции — «раскопки»-то закончились, но рабочие остались убрать мусор и мостки, по которым ездили грузовики, ну и так далее. Ночью от них сбежал мул, а сейчас они обнаружили, что пропал и кое-какой инструмент. Теперь они обвиняют в воровстве строителей дороги, таким образом… Да вы сами слышите — чуток поспорили.

— Инструмент и мул?

Минуты две я прислушивалась к реву голосов. Это напоминало битву при Эль-Аламейне[26] в стереофоническом звучании. Я сухо заметила:

— Вероятно, они не слыхали о Дельфийском союзе и о мире в Дельфах?

Он улыбнулся:

— Похоже на то.

— Ну, мне пора. Я сообщу вам, смогу ли завтра пойти с вами на экскурсию. Вы будете здесь в это время?

— Я всегда здесь.

Я отчетливо представила, как человек проводит в одиночестве жизнь — всю жизнь — на дороге в Дельфах под ярким утренним солнцем.

— Если получится, буду в восемь. Если же нет…

— Не важно. Получится — с удовольствием проведу вас по святилищу. А не получится — ничего страшного. Вы в «Аполлоне» остановились?

— Да.

— Хорошая гостиница, правда?

— Превосходная.

Минуту я смотрела на закрытую дверь музея. Экскурсовод следил за мной сквозь сигаретный дым проницательным, безразличным взглядом. Я спросила:

— Кирие… во время войны вас не было здесь, а «Возничий»… Где он был? Спрятан?

— Как сказать. Он был в Афинах.

— А… Да. Понятно.

Тут позади меня остановилась черная обшарпанная машина. Саймон усмехнулся мне из окна:

— Доброе утро.

— Ой, Саймон! Я опоздала? Ты искал меня?

— Ответ один на оба вопроса: нет. Я рано приехал, и мне сообщили, что ты отправилась сюда. Ты уже завтракала?

— Давным-давно.

— Никогда не понимал, почему люди начинают разговаривать тоном отвратительного превосходства, когда ухитряются позавтракать до восьми. — Он открыл дверцу машины. — Садись, и поехали. А может, хочешь вести сама?

Оставив этот выпад без ответа, я быстренько уселась рядом с ним.

Когда машина, свернув за угол и набирая скорость, понеслась по прямой дороге, я без предисловий сообщила:

— Во время войны «Возничий» скрывался в Афинах. Скорее всего, в убежище.

Саймон бросил на меня быстрый взгляд:

— О? Но ведь этого и следовало ожидать, верно?

Заметив улыбку на его лице, я произнесла, словно защищаясь:

— В конце концов, именно ты вовлек меня в это.

— Я. — Наступила небольшая пауза. — Гуляла по храму?

— Да.

— Так я и думал. Я люблю там гулять примерно часов в шесть утра.

— А как же сегодня?

Он улыбнулся:

— Решил, что тебе захочется побывать там одной.

— Ты такой… — начала я и запнулась. Он не полюбопытствовал, что я хотела сказать, и я спросила не очень-то уважительным тоном: — Послушай, Саймон, ты хоть когда-нибудь выходишь из себя?