Тайны смерти русских писателей - Виктор Еремин

Согласно показаниям Глебова Мартынов, «…не видя конца его насмешкам, объявил Лермонтову, что он заставит его молчать, на что Лермонтов отвечал ему, что вместо угроз… требовал бы удовлетворения… Формальный вызов сделал Мартынов… я с Васильчиковым употребили все усилия, от нас зависящие, к отклонению этой дуэли; но Мартынов… говорил, что… не может взять своего вызова назад, упираясь на слова Лермонтова, который сам намекал ему о требовании удовлетворения». Васильчиков рассказал (как обычно, ученые указывают на несостоятельность важнейшей части его показаний): «Формальный вызов был сделан майором Мартыновым; но… когда майор Мартынов при мне подошел к поручику Лермонтову и просил его не повторять насмешек, сей последний отвечал, что он не вправе запретить ему говорить и смеяться, что, впрочем, если обижен, то может его вызвать и что он всегда готов к удовлетворению». На все попытки примирить противников Мартынов отвечал, что слова Лермонтова, «которыми он как бы подстрекал его к вызову, не позволяют ему, Мартынову, отклоняться от дуэли».

Лермонтоведы на основании письма начальника штаба А. С. Траскина, который был на тот момент старшим воинским начальником в Пятигорске, П. Х. Граббе утверждают, что показания Мартынова и секундантов даны по сговору. В первый день начальнику штаба было заявлено иное: «Мартынов сказал ему, что он заставит его замолчать… Лермонтов ответил, что не боится его угроз и готов дать ему удовлетворение, если он считает себя оскорбленным». Эти слова ученые трактуют как угрозу со стороны Мартынова и попытку миролюбиво решить спор со стороны Лермонтова. Хотя в принципе это всего лишь пересказ чужих слов сторонним человеком и служить доказательством не может.

Удивляет то, что секундантов было четверо, а в выработке условий дуэли участвовал еще и первый командир Лермонтовского отряда, отчаянный забияка и дуэлянт Руфин Иванович Дорохов (1801–1852)1 Некоторые исследователи предполагают, что он был очевидцем дуэли, но в деле вообще не фигурирует. Так же как два неизвестных местных мальчика, которые, по словам дуэлянтов, знали обо всем, но дали слово молчать. Любопытно, что имена Дорохова, Столыпина и Трубецкого как участников дуэли были названы только после их смерти!

В любом случае, если верить Васильчикову и Мартынову, секундантами стали трое членов «кружка шестнадцати» — титулярный советник князь Александр Илларионович Васильчиков, капитан Алексей Аркадьевич Столыпин (Монго) и штабс-капитан Сергей Васильевич Трубецкой. Четвертый — корнет Михаил Павлович Глебов — был просто общим приятелем. Васильчикова и Глебова нынче называют официальными секундантами, Столыпина и Трубецкого — негласными.

На следствии Глебов назвал себя секундантом Мартынова, Васильчиков — секундантом Лермонтова. О присутствии на месте дуэли Столыпина и Трубецкого от комиссии скрыли, поскольку оба являлись ссыльными и находились в немилости у Николая I. На самом деле кто чьим секундантом был, выяснить не удалось по сей день, а гадать по такому мелкому вопросу не стоит.

Такая же путаница произошла во время следствия, когда начали выяснять, кто с кем, как и когда приехал к месту дуэли. Из сохранившейся в архивах Мартынова записки от секундантов известно, что Глебов и Васильчиков приехали в беговых дрожках, принадлежавших Мартынову! Сразу возникает вопрос: почему впоследствии на них нельзя было привезти раненого или убитого Лермонтова? Или зачем надо было рассказывать о каких-то дрожках на следствии, если их не было? Вопросов много, и все они теперь неразрешимы.

Дуэль произошла примерно в 7 часов вечера на небольшой поляне у дороги, ведущей из Пятигорска в Николаевскую колонию вдоль северозападного склона горы Машук, в 4 верстах от города. По признанным официальными показаниям Мартынова, «был отмерен барьер в 15 шагов и от него в каждую сторону еще по десяти. Мы стали на крайних точках. По условию дуэли каждый из нас имел право стрелять, когда ему вздумается, стоя на месте или подходя к барьеру…». Сохранились черновики показаний того же Мартынова, где говорится: «Условия дуэли были: 1-е. Каждый имеет право стрелять, когда ему угодно… 2-е. Осечки должны были считаться за выстрелы. 3-е. После первого промаха… противник имел право вызвать выстрелившего на барьер. 4-е. Более трех выстрелов с каждой стороны не было допущено…» Использованы были дальнобойные крупнокалиберные дуэльные пистолеты Кухенройтера с кремнево-ударными запалами и нарезным стволом, принадлежавшие A.A. Столыпину.

По предположениям лермонтоведов, все участники дуэли, за исключением Мартынова, всерьез ее не воспринимали, а потому Р. И. Дорохов, участвовавший в выработке условий дуэли, предложил самый жесткий вариант из всех возможных. Кто-то считает, что этим Дорохов хотел остудить пыл драчунов, кто-то — что он хотел гарантированного убийства Лермонтова…

Вообще остается только удивляться всей нелепости происходившего! Ведь к месту дуэли даже не позвали врача и не наняли на всякий случай экипаж, чтобы увезти раненого (этот факт однозначно разрушает версию о благородной попытке помочь поэту уйти из армии). Либо господа офицеры играли в дуэль, либо и в самом деле правы сторонники версии заговора. Но, скорее всего, решающую роль в этой дуэли сыграл «заговор» солдафонского фанфаронства, аристократической дури и лени. Все было пущено на авось!

Далее Мартынов показал: «… Я первый пришел на барьер; ждал несколько времени выстрела Лермонтова, потом спустил курок…» Васильчиков его дополнил: «…расставив противников, мы, секунданты, зарядили пистолеты, и по данному знаку господа дуэлисты начали сходиться: дойдя до барьера, оба стали; майор Мартынов выстрелил. Поручик Лермонтов упал уже без чувств и не успел дать своего выстрела; из его заряженного пистолета выстрелил я гораздо позже на воздух». Глебов дополнил: «Дуэлисты стрелялись… на расстоянии 15 шагов и сходились на барьер по данному мною знаку… После первого выстрела, сделанного Мартыновым, Лермонтов упал, будучи ранен в правый бок навылет, почему и не мог сделать своего выстрела».

И вновь путаница, и непонятно, кто врет. Дело в том, что, как только стало известно о гибели Михаила Юрьевича, по Пятигорску сразу начали распространяться слухи, будто Лермонтов категорически отказывался стрелять в противника и пустил пулю в небо, а Мартынов долго целился и убил поэта. Именно эти слухи были записаны в дневниках и распространились посредством многочисленных писем. Лермонтоведы подтвердили именно эту версию следующим образом.

Во-первых, А. С. Траскин на основании первых допросов дуэлянтов в письме Граббе, в частности, сообщил: «Лермонтов сказал, что он не будет стрелять и станет ждать выстрела Мартынова». Во-вторых, в акте медицинского освидетельствования трупа указано: «При осмотре оказалось, что пистолетная пуля, попав в правый бок ниже последнего ребра, при срастении ребра с хрящом, пробила правое и левое легкое, поднимаясь вверх, вышла между пятым и шестым ребром левой стороны». Как объясняют современные криминалисты, такой угол раневого канала возможен лишь при условии, если пуля попала в поэта, когда он стоял к стрелявшему правым боком с сильно вытянутой вверх правой рукой, отогнувшись для равновесия влево. Имеется еще ряд свидетельств того, что Лермонтов стрелял в воздух, а Мартынов убил или ранил его именно в этот момент.