Гнев божий - Александр Афанасьев

– Пулю в бою можно получить не только в спину!

– Ты так ничего и не понял. За своих людей ответишь ты лично. И не только ты лично – но и твоя семья. Мне нет дела до того, какие слова ты скажешь своим людям. Итак: если твои люди вздумают сводить счеты с нашими гостями, знай, что мы всех их расстреляем, а тебя и всю твою семью отдадим в руки Юнуса Халеса. Ты понял меня?

Хекматьяр молчал. Одно время Халес и он возглавляли единую партию – Исламскую партию Афганистана, но потом разошлись из-за противоречий. Нет, не из-за противоречий как толковать Коран или как помочь своей многострадальной родине. Из-за противоречий, как делить поступающую гуманитарную помощь и доходы от наркоторговли. Потом люди Хекматьяра убили сына Халеса, и Халес на Коране поклялся жестоко отомстить, хотя это и не афишировал – шла война с шурави, и было совсем не до личной мести. Трудно даже представить, что может сделать Халес с ним и с его семьей, если они по милости пакистанской разведки попадут к нему в руки.

– Я вас понял, Аслам-муаллим. – Хекматьяр решил не обострять обстановку, – и сделаю в точности то, что вы мне прикажете.

– Это хорошо. То, что произошло сегодня, – это предупреждение всем вам. Если вы вздумаете выйти из повиновения нам – мы расстреляем вас как бешеных собак!

Капитан Алим Шариф вынырнул из бездны небытия в пакистанском военном госпитале в Равалпинди, три недели спустя. Пакистанские коммандос, повинуясь приказу своего начальника, отправили сюда всех раненых на вертолете, чтобы им оказали помощь. Капитан Шариф из всех был самым тяжелым – сказалось избиение, какое-то время врачи думали, что он не выживет. Но – выжил, выкарабкался, втащил свою телегу жизни и на эту гору.

Когда капитан Шариф пришел в себя – он повернул голову. Рядом с ним сидел человек в форме полковника пакистанской армии и читал газету. Он еще какое-то время читал ее, а потом поднял глаза и увидел, что раненый смотрит на него.

– Ты пришел в себя? – сказал полковник на пушту. – Это хорошо. Я долго ждал, пока ты придешь в себя.

Капитан Шариф понял, что про него знают все – не могут не знать. Оставалось только понять, что они от него хотят. Если душманы хотят его смерти – то эти, скорее всего, хотят, чтобы он предал революцию.

– Ты знаешь пушту, поэтому я говорю на твоем языке. Ты пуштун, но сражаешься за безбожников. Почему ты это делаешь?

Алим продолжал молчать.

– В твоей стране тебя приговорили к смерти. Хочешь прочитать об этом?

Полковник повернул газету – это была афганская газета, «Пейам».

– Как знаешь. Ты никому не нужен, кроме нас. Признаться, я восхищен твоим мужеством. Даже жаль, что это мужество никому сейчас не нужно. Если бы ты попал в руки людей Хекматьяра – они бы сделали из тебя тюльпан[100]. Или повесили бы. Но ты все равно пошел на нашу сторону.

Полковник помолчал.

– Я никогда этого не понимал. Я долго работал против вашей страны и даже был несколько раз в Кабуле. Каждый раз, когда я встречался с агентами – они первым делом требовали денег. Денег, денег, еще больше денег. Один раз я приехал в Кабул под видом дукандора, и у меня было столько денег, что они не помещались в карманах, я взял с собой небольшой мешок. И все равно мне этих денег не хватило. Особенно хотели денег ваши чиновники и генералы – они очень хотели денег, но и те, кто воюет за Аллаха, – они тоже хотели денег. Скажи, почему ты пошел на смерть?

Алим улыбнулся с чувством превосходства:

– Вам этого не понять.

– Ты напрасно так улыбаешься, ведь победил не ты, а я. Но я такой же офицер, как и ты. Ты когда-нибудь задумывался – а что будет после того, как закончится эта война? Кому будет нужна твоя страна – да и моя тоже?

Алим не отвечал – но слушал. Внимательно слушал.

– Никому. Они не будут нужны никому в этом мире. О нас просто забудут. Ты никогда не задумывался о том, как это плохо – быть забытым и никому не нужным?

Алим продолжал слушать.

– Между нами больше сходства, чем ты думаешь. Ты думаешь, я каждый день по пять раз встаю раком, чтобы поклониться Аллаху? Ошибаешься, у меня нет на это времени, хотя я знаю Коран от первого раката до последнего. Тебя научили шурави, меня научили англичане – но и тебя и меня учили тому же. Если чернь хочет Бога над собой – неважно, как он называется, – пусть он будет, этот Бог, пусть чернь молится ему по пять раз на дню и думает, что если она погибнет в бою – то ее ждет семьдесят девственниц – это хорошо, ведь в жизни многие из них не познают и одной. Этих людей много, они фанатичны, даже слепо фанатичны и готовы умереть ради той цели, которую им укажут поводыри. Но поводыри не должны верить, ибо вера предполагает слепоту, а куда зайдет стадо слепых, ведомое таким же слепым, – думаю, тебе не надо рассказывать.

Полковник сложил газету, поднялся.

– Ты мне нужен. Мне нужен человек, который с детства привык видеть мир вокруг себя, а не молиться Аллаху. Мне нужен человек, которого учили шурави, потому что воевать придется в первую очередь против шурави, англизы и американцы слишком сильны еще, чтобы выступать. Но если ты не хочешь воевать против шурави, потому что они учили тебя, я пойму это, у нас немало врагов, найдется враг и для тебя. Подумай над этим и встань на правильную сторону. А пока – поправляйся.

Примерно через месяц Алим вышел из больницы, полковник – он пока представлялся как полковник Фахим – заехал за ним на машине лично. Танай уже договорился с Хекматьяром и работал на него, пакистанские военные спешно прорабатывали варианты интеграции бежавших афганских офицеров в систему исламского сопротивления. Прорабатывались варианты боевых операций исходя из тех секретных документов по организации обороны, которые вывез Танай. По Афганистану ползли слухи, выпускались воззвания, подписанные Танаем, с призывом переходить на его сторону, быстроногие ходоки с той стороны границы являлись к командирам корпусов и дивизий с личными посланиями от низложенного министра обороны. Но большая часть афганских офицеров интегрировалась не в существующие бандформирования, под патронажем генерального штаба Пакистана и межведомственной разведслужбы они составляли костяк новой армии, армии, которой еще не было, армии, которая полностью находилась бы под контролем пакистанских спецслужб и была бы армией, а не буйной бандитской вольницей, которая всем порядком поднадоела. Это была первая в мире армия без народа и без государства, армия нового времени, армия эпохи непрекращающихся войн, когда легко выиграть войну, но почти невозможно выиграть мир. Эта армия сколачивалась из студентов медресе, содержащихся на деньги саудовского короля, где единственным преподаваемым учением был ваххабизм. Для удобства их так и называли «студенты»; как и все студенты, они отличались черными, а не белыми чалмами. Студент в переводе с пушту – талиб, множественное число, общность студентов – Талибан.