Эпоха единства Древней Руси. От Владимира Святого до Ярослава Мудрого - Сергей Цветков

В недавно восстановленном после пожара Софийском соборе польского князя и его зятя «с почестями, с мощами святых и прочим всевозможным благолепием встретил архиепископ этого города». Вероятно, это был корсунский епископ Анастас, настоятель кафедральной Десятинной церкви[208]. По сообщению Повести временных лет, он сделался ближайшим доверенным лицом Болеслава, который «вверился ему лестью». Титмар со своей стороны говорит, что именно «архиепископу Киева» Болеслав впоследствии поручил вести переговоры с Ярославом.

Невзирая на присутствие Святополка, Болеслав распоряжался в Киеве как у себя дома. Он наложил руку на «немыслимые сокровища» княжеской казны, «большую часть которых», по сведениям Титмара, «он раздал своим иноземным сторонникам, а кое-что отправил на родину», и разослал посольства от своего имени к Ярославу и византийскому императору. Первого он просил вернуть его дочь (супругу Святополка, которая, как видно, находилась в заложницах у Ярослава), обещая взамен выдать Ярославову жену и прочих захваченных женщин из великокняжеского рода. Василию II польский князь сулил выгоды, «если тот будет [ему] верным другом; в противном же случае — так он заявил — он станет неколебимым и неодолимым врагом [греков]».

Какой исход имели эти предложения, доподлинно неизвестно. Ярослав, кажется, согласился на обмен. Ввиду того факта, что его первая супруга, еще относительно молодая женщина, была погребена в новгородском храме Святой Софии, можно предположить, что она была доставлена в Новгород, где и умерла в том же 1018 или в начале 1019 г., не выдержав тягот плена и дальней дороги — вещь довольно обыкновенная в то время.

Швыряя горстями своим наемникам золото из княжеских погребов и выставляя себя перед греками хозяином Русской земли, Болеслав со всем тем желал оставаться в глазах Святополка и киевлян верным другом и союзником. Для этого он вступил в еще более тесное свойство со своим зятем, женившись (в пятый раз) на одной из его сестер — Предславе. Пятая свадьба польского князя, да еще при его живой германской жене Оде, выглядела непристойным фарсом, почему поздние польско-русские летописцы и представили дело в таком свете, что Болеслав сделал Предславу своей наложницей. Например, Галл Аноним утверждает, что дочь Владимира соединилась с Болеславом «не законным браком, а только один раз как наложница, дабы тем самым была отомщена обида, [нанесенная] нашему народу». Но придавать особое значение этому свидетельству незачем, ибо в сочинении Галла Анонима Болеслав и начинает войну с Русью затем, чтобы отомстить за оскорбление, которое ему нанес Ярослав, отказавшись выдать за него замуж свою сестру. Таким образом, насилие польского князя над Предславой является «ударной» литературной концовкой этой истории. В ряде древнерусских летописных сводов XIV—XVI вв. приводится известие о том, что «Болеслав положи себе на ложи Передславу, дщерь Володимерю, сестру Ярославлю», а уходя из Киева, «поволочи» ее с собою. Последнее обстоятельство, во всяком случае, удостоверяет, что Предслава не была жертвой минутной прихоти Болеслава, который, очевидно, имел на нее долгосрочные виды. Поэтому Титмар, по всей вероятности, не ошибся, назвав отношения Болеслава с дочерью Владимира браком, хотя и неканоническим: «на одной из них [имеются в виду девять сестер Ярослава], которой он и раньше добивался, беззаконно, забыв о своей супруге [Оде], женился старый распутник Болеслав».

Монета князя Святополка

Разумеется, польский князь стал двоеженцем не для того только, чтобы сделать приятное Святополку. Русская земля, безусловно, занимала важное место в его замыслах. Но каковы были эти замыслы, мы вряд ли когда-нибудь узнаем, поскольку воплотить их в жизнь или хотя бы приступить к их осуществлению Болеславу не удалось. По-видимому, уже в следующем году, после гибели Святополка, он разорвал официальные отношения с Предславой. Может быть, тогда дочь Владимира и перешла на положение наложницы.

Тем временем Святополк, совершив церемонию вокняжения на «отнем и деднем» столе, принимал на княжем дворе «местных жителей, приходивших к нему с изъявлением покорности» (Титмар)[209]. Убедившись в том, что власть Святополка упрочена, Болеслав отпустил наемные войска, а через некоторое время и сам тронулся в обратный путь[210].