Рваные судьбы - Татьяна Николаева

– Сейчас ушёл от этой. А завтра появится другая, – сказала Вера. – Потом ещё одна, и ещё. Так и будешь кочевать туда – обратно?

– Нет, Вера, – твёрдо сказал Павел. – Не говори так. Мне нужны только вы с Валей. Нужна моя семья. Истосковался я по вам. Душа не на месте. И, обещаю тебе, больше не опозорю тебя и семью твою.

Вера молчала. Она думала, подбирала слова. Наконец, она сказала:

– Ладно, оставайся. Но только, раз уж ты возвращаешься, то возвращайся навсегда. Ни мне, ни моей семье не надо, чтобы ты ходил туда-сюда. Я принимаю тебя обратно в первый, но и в последний раз.

– Я согласен на твоё условие, – сказал Павел и еле заметно вздохнул с облегчением. – Я и сам не хочу по дворам шляться. Вы – моя семья, и я вас люблю. Только… – он запнулся. – Только и у меня есть одно условие.

– Условие? – удивилась Вера.

– Скорее просьба, – исправился Павел, – но категоричная. Мы должны забыть и не вспоминать о том, что произошло. Мы снова начнём жить вместе, как будто ничего этого не было. Я прошу тебя, чтобы ты никогда не упрекнула меня в этой измене. Если упрекнёшь хоть раз, хоть сгоряча или в ссоре, я тотчас уйду.

– Хорошо, – согласилась Вера, – я обещаю тебе, что ни словом, ни взглядом не упрекну тебя. Но помни и ты своё обещание. – Вера испытующе смотрела на мужа. – А теперь пойдём в дом. Мама будет рада снова видеть тебя. Да и все остальные тоже.

Вставая из-за стола, Вера случайно распахнула пальто, и Павел увидел её круглый живот. Он остановил её за руку и посмотрел вопрошающе в глаза.

– Что ты так смотришь? – спросила Вера. – Да, я ношу ребёнка. Твоего ребёнка. Середина срока уже.

– И когда ты узнала об этом? – спросил Павел.

– Почти сразу, как ты ушёл.

– А почему так долго молчала? Почему не сказала мне раньше?

– А зачем? – ответила вопросом на вопрос Вера. – Чтоб ты прибежал ко мне из-за дитя, а потом жалел об этом и всю жизнь меня упрекал? Нет уж, такого мне точно не надо было. Вот, когда ты сам решил вернуться, ко мне, а главное, сам, – вот тогда и всё на свои места встало.

– Я стану отцом, – сказал Павел и улыбнулся. – Господи, как хорошо.

На следующий день он привёз обратно все свои вещи.

Глава 13.

1.

Пять лет уже минуло с тех пор, как Нюра Пахоменко сошлась с Леонидом. Жили они мирно, без ссор и скандалов. Соседи уважали Лёню. Молодые бабы судачили между собою, поглядывая завистливо на Нюру и жалостливо на Лёню: мол, вьётся он вокруг своей Нюрочки, будто уж на сковородке, пылинки с неё сдувает, как может, угождает, а она не очень-то его балует преданностью да ласковым обращением.

Нюра понимала, что бабы это не со зла, а из зависти. Ведь больше половины молодых и не очень молодых женщин оставались одинокими – не хватало на всё женское население оставшихся после войны мужиков. Вот и сидели они в девках, сидели и перемывали косточки всем подряд, особенно тем, кому посчастливилось обзавестись семьёй.

Лёня и вправду души не чаял в своей Нюрочке. Он любил её нежно и горячо, как и пять лет назад. Он любил её верно и преданно, часто баловал мелкими подарками, привозил гостинцы из Харькова для неё и детей – Лёня вот уже два года работал на Харьковском тракторном заводе.

Он не переставал восхищаться её красотой. Да, Нюре было уже под сорок, но она сохранила прежнюю девичью прелесть и свежесть. Ни одна морщинка не легла на её прекрасное лицо, ни одна седая волосинка не затерялась в её густых, иссиня-чёрных волосах. Голубые глаза были по-прежнему ясны и сияли влажным блеском. Тело налилось, и было аппетитно и соблазнительно в обтягивающих блузах и кофточках. Красота Нюры не изменилась, но повзрослела, созрела.

Лёня был влюблён в свою жену, как в первые дни их знакомства. Он любил её тем сильнее и крепче, чем больше понимал, скорее чувствовал, что она, наоборот, его не любит. Нюра никогда не говорила об этом, равно как и не говорила она о своих чувствах. Но Лёня всё понимал без слов. Любви не было. Просто так сложилась жизнь. Трудно было одной поднимать двоих детей, да и потребная она была – долго без мужика тяжко ей было.

Лёня это знал. Но он был счастлив находиться рядом с ней, и был безмерно благодарен ей за то, что позволяет любить её, прикасаться к ней, любоваться ею, вдыхать аромат её волос и тела, засыпать и просыпаться подле неё. Наверное, он не смог бы и дня прожить, прогони она его.

Нюру устраивала его тихая, спокойная и нежная любовь. Она была довольна, что Лёня ничего не требовал, не задавал никаких вопросов, даже тогда, когда на неё вдруг накатывала грусть, резко менялось настроение, а душа рвалась на части. Лёня не знал причины такой перемены, но догадывался. И тогда ему хотелось ударить её, убить, лишь бы она не думала ни о ком, кроме него. Ему хотелось бежать без оглядки от боли и страданий, хотелось расспросить её. Но он боялся. Боялся, что разозлит её своими расспросами, и услышит в ответ самое страшное – что не любим он и не нужен. И он молчал, уходил подальше от неё, бродил по дорогам или вдоль берега реки, и выл от бессилия.

Когда тоска проходила, Нюра становилась прежней. И всё возвращалось на свои места. И Лёня снова был счастлив, забыв о пережитых муках.

2.

Иногда по утрам Нюра провожала мужа на работу – шла вместе с ним на вокзал и дожидалась прихода поезда.

Однажды – это было хмурым осенним утром – она опять пришла с Лёней на перрон. Они стояли напротив друг друга и ожидали прибытия харьковского поезда. Вокруг собиралась толпа народу, ехавшего в Харьков на работу. Потоки людей стекались со всех сторон, заполняя перрон до отказа. Лёня каждое утро наблюдал эту картину, поскольку приходил раньше других, чтобы стоять в первом ряду – так было больше шансов устроиться в вагоне удобнее, и, если уж не достать сидячее место, так хотя бы стоять внутри вагона, где давка немного слабее, нежели в тамбуре и в дверях.

Нюра глядела по сторонам, здоровалась с соседями и со