Неизвестный Алексеев. Неизданная проза Геннадия Алексеева - Геннадий Алексеев

Гоша, по прозвищу Мятый, был завсегдатаем этого ларька, и Д. уже не раз видел его здесь. Всегда он был выпивши. Всегда он был грязен и небрит. И всегда просил, чтобы кто-нибудь угостил его пивом, то есть не допил кружку и оставил ему немного на донышке. Любители пива относились к нему с добродушным презрением. Смеялись над ним. Иногда отталкивали его. Но часто всё же оставляли пиво, и он, схватив кружку трясущейся рукой, жадно пил, и тонкая струйка текла по его подбородку, стекала на шею, струилась по заросшему рыжеватым волосом крупному кадыку и исчезала за воротничком давным-давно не стираной рубашки. Все привыкли к Гоше. Все забавлялись им. Гоша был местной достопримечательностью, безобидным, добровольным шутом и своего рода рекламой этого ларька, стоявшего на пересечении двух тихих улочек в тихом, далёком от центра и не слишком ухоженном районе города. Жители этих мест даже называли ларёк «Гошиным» и говорил так: «Пошли к Гоше, выпьем по кружечке!» Или: «У Гоши сегодня очередища – жуть! Но пиво хорошее – светлое, свежее!»

Где жил Гоша, на какие средства существовал, была ли у него семья – никого не интересовало. Скорее всего, он был бомж, то есть человек, нигде не работающий и не имеющий определённого места жительства. Ютился он, вероятно, где-нибудь поблизости от ларька, в каком-нибудь тёплом подвале или на чердаке, был нищ и свободен как птица, как воробей или голубь. Однажды Д. видел, как к ларьку подошёл милиционер, взял Гошу под руку и повёл его куда-то. Гоша шёл послушно, не сердился, не сопротивлялся, не вырывался и по своему обыкновению глуповато улыбался, показывая розовые дёсны. Через два дня Д. опять увидел Гошу у ларька. Он всё так же клянчил пива. Кто-то спросил его:

– Ну как, хорошо было в кутузке?

– А чем плохо? – ответил Гоша. – Покормили, погрозили и отпустили. Жаль, что выпить у них было нечего. Я им говорю: «Дали бы хоть стаканчик, чего жмётесь?» А они зубы скалят. «Мы тебя, – говорят, – вытурим из города к такой-растакой! Будет тебе стаканчик! А то и два!» Вот им хрен! Сам я их отсюда вытурю! У меня заслуги есть! Я город защищал! Они ещё и титьку материнскую не сосали, а я с оружием в руках отстаивал рубежи!

Осознав, что ширинку ему всё равно не застегнуть, Гоша оставил её в покое.

– Пить хочется, мужики! – сказал он, громко шмыгнув носом. – В горле пересохло! Хоть бы глоточек! Нешто вы такие жмоты?

Очередь Д. уже подошла, и он попросил продавщицу налить ему две больших. Одну кружку он протянул Гоше. Тот сначала не понял, решил, что Д. шутит и глядел на него выжидающе, не протягивая к кружке руки.

– Да бери же, это тебе! – произнёс Д. – Бери, пока дают!

Гоша схватил кружку обеими руками, ещё раз недоверчиво взглянул на Д. и принялся с жадностью пить, хлюпая, причмокивая, выплёскивая пиво через край.

– Гоше пофартило! – сказали из очереди.

– Не захлебнись, Гоша! – сказали ещё.

– Везучий ты, Гоша! – произнёс ещё кто-то.

– Не будь жмотом, Гоша, оставь хоть глоток! – пошутил кто-то.

Опорожнив кружку, Гоша вытер рот грязным, засаленным рукавом и шумно, с наслаждением вздохнул.

– Ух, хорошо! В душе ангелы запели! Спасибо тебе, кореш! Спас ты меня от зверской жажды. А то помер бы. Давно уж пива не пил вот так, по-человечески!

Д. тоже выпил свою кружку и пошёл было прочь. Но сзади что-то шлёпнулось на землю. Д. обернулся. Гоша барахтался на мокром, скользком асфальте, пытаясь подняться. Ноги его подгибались, разъезжались и, видимо, были уже не в силах держать его тело. Брюки задрались почти до колен. Были видны рваные носки с огромными дырками на пятках.

– Мужики! – хрипел Гоша. – Ё-моё! Помогите!

Д. вернулся, взял Гошу за плечи и поставил его на ноги. Пиджак у Гоши был мокрый, и от него разило прокисшим пивом. Брюки тоже были мокрые.

– Вот скотство! – сказал Гоша. – Вроде и не пьян совсем. Три флакона пустырника всего и принял. Старею. Ноги не держат уже.

– Где ты живёшь? – спросил Д.

– Да тут, за углом, недалеко.

– Пошли! – сказал Д. и крепко взял Гошу за локоть.

Когда подымались по лестнице, навстречу попалась немолодая, некрасивая женщина. Она взглянула на Гошу с отвращением и подозрительно оглядела Д.

– Опять! – сказала она. – Хоть бы ты сдох, алкаш несчастный!

– Скоро сдохну, – ответил Гоша. – Недолго тебе терпеть.

Женщина прошла мимо.

– Это соседка, – сказал Гоша. – Варька Лизунова. Она меня о-о-очень любит! Сука! Поджидает, когда комнатёнка моя освободится! Ни хрена! Мы ещё поживём! Ни хрена!

У дверей квартиры Гоша долго шарил по карманам, отыскивая ключи.

– Хрень какая! – недоумевал он. – Куда же они подевались?

– А ты их не выронил там, у ларька? – спросил Д.

– Может, и выронил, – ответил Гоша. – Может, они там в пиве и лежат. Эти вонючие ключи всё время теряются. Я уже два раза дверь выламывал. И Варька на меня два раза в суд подавала. В этот, как его, товарищеский.

– И чем же это кончилось? – поинтересовался Д.

– Ну я им сказал, этим мудакам: простите, граждане дорогие, но не везёт мне по-страшному. Ключи мне попадаются какие-то – падлы гнутые. Не успеешь икнуть, а они уже тю-тю, их уже нет. Не сидеть же мне на лестнице целый день, дожидаясь, когда Варька с работы явится.

Ключ наконец нашёлся. Вошли в квартиру. В прихожей было полутемно. Воздух был спёртый, тяжкий. Пахло жареным луком, табачным дымом и уборной. На стене рядом с электрическим счётчиком висел старенький, ободранный велосипед. В углу стояли такие же ободранные, видавшие виды лыжи. Держась за стенку, Гоша подобрался к одной из выходивших в прихожую дверей и пнул её ногой. Дверь отворилась.

– Вот, кореш, мои апартаменты, моя келья, моя пещера! Заходи, не боись! Гостем будешь!

Д. вошёл и огляделся.

Посреди комнаты стоял обшарпанный стол с двумя столь же обшарпанными табуретками. На столе была разостлана газета. На газете лежали остатки какой-то пищи. В углу стояла железная кровать, застланная серым одеялом. Рядом с кроватью стояло некое подобие этажерки с несколькими книгами на верхней полке. В противоположном углу располагался допотопный комод, покрашенный наполовину облупившейся масляной краской. К стене над комодом был прикноплен лист из заграничного календаря с красивой цветной картинкой: юная прелестная японочка в национальном костюме стояла на берегу пруда среди живописных замшелых валунов. За её спиной виднелась типично японская деревянная постройка с высокой, загибающейся на углах черепичной кровлей. В руках у японочки был большой цветок лотоса. Японочка ласково улыбалась. У самой двери на гвозде весело какое-то тряпьё. Чуть поодаль в стену был вколочен ещё один гвоздь. На нём, прикрытый полиэтиленом, висел на вешалке чистенький пиджак в серую клеточку. На лацкане пиджака были прикреплены три медали с разноцветными ленточками. На полу валялись окурки. Под столом стояли и лежали пустые бутылки.