Банкир - Петр Катериничев

— М-да… Тогда — с налету нельзя. Помэркуваты трэба.

— Меркуй. На то и поставлен.

— М-да… Нэ було у бабы лиха, та купыла порося…

— И рыло — полтинником.

— Сделаю, — неожиданно расцвел Назаренко улыбкой. — Усе будет у порядке, шеф! Обокрасть их могут? Или — хулиган какой пьяный прицепится?

— Легко.

— Вот. А по факту кражи можно и потолковать со спортсменами…

— Смотри не влети.

— А не пойман — не вор.

Валериан Эдуардович Горин остановил кассету, снял очки, откинулся в кресле. Глаза его, лишенные толстых линз, разом уменьшились, взгляд стал потерянным и жалким, или — обращенным в себя, как это бывает с очень близорукими людьми, вдруг оказавшимися без привычного укрупнения мира. Впрочем, сейчас линзы на глазах носили многие с вполне нормальным зрением — стекло, особенно дымчатое, словно отделяло их от сутолоки мира, затеняло алчность или ненависть, зависть или злобу, азарт или жестокость, таившиеся в глазах.

Дымчатые очки стали таким же бессменным атрибутом многих бизнесменов и политиков, как и галстук. Впрочем, подобный фокус могли проделывать любые очки.

Не все люди умели контролировать почти неуловимое движение зрачков, когда говорили не правду; линзы позволяли скрыть этот «милый» недостаток. Впрочем, это не касалось «динозавров», прошедших по партийной или бюрократической лестнице «большой путь от сперматозоида до маршала». Эти лгали спокойно, уверенно, неторопливо, глядя с экрана в «глаза народу» в виде бликующего объектива дорогой камеры…

Валериан Эдуардович не спешил. Да, он боялся Магистра — этот мастодонт в последнее время стал уж слишком нервным и неуправляемым и вполне мог отдать своим отморозкам фатальный приказ… Но… Неуправляемых людей нет. У каждого — и своя заноза в пятке, и свое тайное наслаждение. Просто нужно найти эти точки и умело на них воздействовать. Многие работают по простой, но от этого не менее действенной схеме: накатить, испугать, довести до грани слома и — отступить, «погладить по шерстке»… Все это — игры для кретинов. Если знаешь, кто с тобой играет, делай вид, что принял его условия игры, и играй по своим правилам.

Аксиома любой войны, необходимая и для выживания, и для победы. Все эти легенды про рыцарство… Кстати, о рыцарстве… Что-то много в подсознании объекта накопилось этого бреда… Валериан нажал клавишу и снова запустил кассету.

Сегодня он чувствовал вдохновение. И еще — новое, полностью захватившее Валериана ощущение небывалой внутренней свободы, превосходства над окружающими, и прежде всего — над Магистром, над Германом, над тупыми, ненавидящими «яйцеголовых» охранниками, да и над всей этой, постепенно дичающей, бредущей «в никуда» страной… Помнится, в детстве он прочел этот роман Александра Грина — «Дорога в никуда». Почему в русской литературе этого тяжелого алкоголика считали «светлым романтиком»? Ощущение безысходности, безнадеги тогда овладело Валерианом настолько, что он едва не покончил с собой.

— Что ты обо всем этом думаешь? — спросил Горин коллегу, увлеченно просчитывающего что-то на компьютере.

— Тупик.

— Почему?

— По-моему, нам просто подсунули этого молодчика… Ты заметь, он по векам порхает, как дирижер по нотам! И — никакой конкретики.

— Ее и не должно быть. Может быть, шифр — в стихах?

— Да я уже давно разложил эти строфы на молекулы. Ничего. Пустышка.

— А расшифровка смыслов?

— Воз и маленькая тележка…

— «Головнями на ветру тлеют головы…» Что это?

— Это просто. Представь затухающий костер. Головня подергивается золой, из черной становится серой, пепельной, пока не истлеет вовсе и не превратится в прах. В ничто. Ну а по данному тропу… Седина это…

— И по цвету…

— Цвет — серый или серебристый, это как свет ляжет.

— Как свет ляжет… «Выстужая жар из душ, свет — из памяти…»

— Тоже просто: Евангелие от Иоанна, глава восьмая, стих двенадцатый:

«Опять говорил Иисус к народу и сказал им:

Я — свет миру; кто последует за мною, тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни».

— Ты что, знаешь Евангелие на память?

— Конечно. Во-первых, мне нравится, во-вторых — ты и не представляешь себе, Эдуардыч, сколько людей, даже считающих себя атеистами, неосознанно кодируют свои «ключи» новозаветными или ветхозаветными текстами и преданиями…

— Пожалуй… Но… Откуда взялись эти стихи?

— А может, он — импровизатор.

— Кодировщик?

— Банкир!

— Банкир-импровизатор?.. Может быть, имеется несколько ключей, которые меняются в зависимости… В зависимости от чего?

— Не грузи себя, Эдуардыч… Так ты на Сальери похож…

— Ты считаешь — гармонию алгеброй проверить невозможно? А как же закон «золотого» и «серебряного» сечения? Ему подчиняются все гениальные произведения — будь они литературные, живописные, архитектурные…

— Подчиняются — да, но создаются авторами интуитивно, талантом, гением…

Труд незаметен для публики; иначе — это ремесло. Сальери упивается своей верностью «музыке», «вольному искусству»… А на самом деле служит не Богу — собственной гордыне.

— Погоди, но он прав! Разве справедливо — он трудился, а гений — Моцарту… «Гуляке праздному…»

— Хм… Помнишь литературную байку? Пришел Гоголь к Пушкину, принес какую-то дрянную поэму собственного сочинения, которую впоследствии сам же и пожег… Ему слуга ответил: «Барин спят-с…» Гоголь с пониманием: «Всю ночь писал?» — «Нет-с. В карты играл». К чему я? К тому, что в представлении многих и Пушкин был «гуляка праздный». Люди видят результат, полагают. Бог несправедливо распорядился: одному и талант, и любовь женщин, и… А ведь Моцарт трудился не меньше, чем Сальери, трудился до истощения, до самопожертвования… А сказал просто, как гений: «Бессонница моя меня томила…» Его «бессонница» — это и есть состояние каждодневной, непрерывной, непрекращающейся работы, которая требует от человека его всего, без остатка…

Мало родиться гением — нужно найти в себе мужество быть им. Мужество слышать Бога и поступать… Помнишь моление о чаше?

— Смутно.

— «Пришли в селение, называемое Гефсимания; и Он сказал ученикам Своим: посидите здесь, пока Я помолюсь. И взял с Собою Петра, Иакова и Иоанна; и начал ужасаться и тосковать. И сказал им: душа моя скорбит смертельно; побудьте здесь и бодрствуйте».

— И какое это имеет?..

— Подожди. «И отошел немного пал на лице Свое, молился и говорил: Отче Мой! Если возможно, да минует меня чаша сия; впрочем, не как Я хочу, но как Ты». Вот это и отличает гения от интеллигента: готовность повторить крестный путь Христа, ибо желание Господа важнее суетных людских желаний…