Ричард Длинные Руки - сеньор - Гай Юлий Орловский

Над головой раздался насмешливый голос:

– Сэр Ричард, что вы за паладин, что ни разу не перекрестились?

– Может, еще и молитву? – огрызнулся я.

– А почему нет?

– А вдруг она исчезнет от молитвы? – сказал я сердито. – Леди, не провоцируйте меня! Ледей я всяких видал, а вот такую женщину…

Из груди моей вырвался глубокий вздох. Рядом переступили по камню копыта.

– До свидания, сэр Ричард, – прозвучало сверху ледяное. – Встреча с вами была… весьма поучительной и полезной.

Кобылка сорвалась с места, простучала дробь копыт, красное с голубым стремительно уменьшилось, исчезло. Когда я вернул взгляд к женщине в ущелье, там снова был туман, а темнота грызла даже перила моста.

Я сидел, задумавшись, за столом, по стене замелькал, как мне показалось, солнечный зайчик. Потом я сообразил, что сейчас ночь, леди Клаудию я проводил часа два тому, светильник у стены едва горит, какой там солнечный зайчик, повернул голову, но светлое пятнышко уже исчезло. Я придвинул карту и попробовал снова нанести хотя бы примерные очертания известных мне королевств. Получалось плохо, географ из меня хреновый, тогда просто нарисовал круги и написал на них: Галли, Алемандрия, Сакрант, но эти королевства расположены даже чуть севернее, чем Зорр, а вот южнее окажутся Скарлянды, Варт Генц, Бриттия, Горланд, Гиксия, Готия… Все равно у меня географический идиотизм, если карту повернуть в другую сторону, тут же заблужусь…

Светлое пятнышко мелькнуло снова. Послышался едва слышный тоненький-тоненький голосок. Он показался мне детским. Я замер, а потом резко повернулся в другую сторону.

Прямо в воздухе висел, перебирая прозрачными крылышками, крохотный человечек. Этакий мальчик-с-пальчик, весь полупрозрачный, словно из тумана. Засмеялся, я услышал тоненький вскрик:

– Поймал, поймал!

– Поймал, – согласился я. – А раз я тебя поймал, то давай рассказывай, кто ты. И откуда взялся?

Ребенок, а это ребенок, словно бы даже сконфузился, сказал стыдливо:

– Не могу… Лучше спроси у мамы.

– А кто твоя мама?

Он залился серебристым смехом:

– А, это ты так шутишь! А я не понял! У вас, людей, странное чувство юмора…

Он летал кругами, кувыркался, подпрыгивал в воздухе, наслаждаясь свободой, смех звучал чисто, по-детски, я все больше убеждался, что это почти младенец, только смышленый младенец. И все зубы у него на месте, если я правильно истолковал его широкую улыбку.

Мне стало жарко от внезапно прихлынувшей мысли, я сказал осипшим голосом:

– Ты можешь попросить маму, чтобы она сегодня пришла ко мне?

– Ты должен звать сам, – ответил он.

– Да, понимаю… – сказал я. – Хорошо, спасибо! Ты подсказал неплохую мысль. Ладно, лети играй!

Он сделал кувырок через голову, явно бахвалясь высшим пилотажем, и послушно вылетел в распахнутое окно.

Санегерийя могла и не явиться, не каждую же ночь, это в шестнадцать лет без нее не обходилось, но себя уже знаю, нажрался перед сном жареного мяса со жгучим перцем, жгучими травами, что воспламеняют кровь, лег, укрылся одеялом потеплее, и сон пришел яркий, эротический, Санегерийя не появилась откуда-то, а сразу оказалась в объятиях.

– Погоди, – вскрикнул я, – погоди! Мне нужно обязательно узнать… Скажи, это было уже на твоей памяти: где спрятал прежний владелец кольцо богов? И что это за кольцо богов?

Я старательно отстранялся от нее, сочной, сдобной, с пышным зовущим телом, а в теле уже зарождалась горячая волна. Саня сказала задумчиво:

– Да, знаю… Прежний владелец им не пользовался, не знал секрета…

– Отведи меня! – попросил я.

Она засмеялась.

– Не дотерпишь. Весь горишь, в твоих чреслах огонь, что сожжет тебя… Я пришлю нашего сына. Он проведет тебя. Спасибо тебе, такой славный ребенок…

Я задохнулся от подступившего горячего чувства, торопливо ухватил ее, даже не успев ничего правильно, оргазм сотряс меня, впрочем слабенький, как и всегда при поллюциях, но сон оборвался, я брезгливо отодвинулся на неиспачканную половину постели, хотел было снова провалиться в сон, но воспоминание о сказанном заставило широко распахнуть глаза. Сон слетел, как сдернутое рукой старшины одеяло.

Она сказала, что тот крохотный светящийся ребенок – наш ребенок? Она, значит, забеременела от меня тогда, когда мы с сэром Гендельсоном ехали к монастырю монахов-воинов, родила, и теперь я – отец этого светящегося чуда с крылышками? Ни фига себе финт ушами. Но лучше помалкивать, а то меня даже благочестивый отец Дитрих отправит на дыбу, а потом на костер. За усиление противника и увеличение его поголовья.

Светящийся огонек влетел в окно, быстрыми кругами прошелся над кроватью. Я ошалело осмотрелся, потом вспомнил, ах да, этот мотылек, будучи ребенком от такого странного мезальянса, в состоянии находиться в обоих мирах. Хотя, наверное, возможности его ограничены, но все-таки…

– Мама тебе все сказала? – спросил я.

Он сделал кувырок через голову, крикнул хвастливо:

– Красиво получается? Да, мама сказала, куда тебя отвести. Сейчас пойдешь?

– Да, – ответил я торопливо. – Да!

Он закружился по комнате, показывая, то какую скорость может развить, то делал петлю Нестерова, бочку, иммельман, даже штопор, я не выдержал и подхватил у самого пола:

– Разобьешься, дурачок!

На пальцах осталось ощущение прохлады, словно подержал замерзшего и почти невесомого котенка. Светлячок тут же выпорхнул с веселым смехом.

– Ага, испугался?

– Еще бы, – ответил я сердито. – Тебя как зовут?

– Еще никак, – ответил он. – Мама сказала, что имя придумаешь ты.

– Ого, – сказал я невольно. – Это непросто… Ладно, пойдем, буду по дороге думать. Случай трудный, это не какого-нибудь негра назвать Ваней, а пса Мудозвоном, чтобы все мужчины оборачивались… Ты ж не совсем негр, хоть пятая графа у тебя еще та… Мулат, метис или просто гибрид – это неважно, лишь бы человек… гм… хороший, а уж мы с мамой тебя, летуна, воспитать сумеем, по струнке порхать будешь, «Отче наш» и «Устав молодого бойца» без запинки чтоб…

Он кувыркался, не слушал, а я торопливо оделся, руки дрожат, сам не понимаю, что плету, ошалев от такой новости, лишь бы не молчать, не так дурь будет видна, главное же говорить глубокомысленно, раздумчиво, с паузами, морща лоб и двигая бровями. В окно смотрит глухая ночь, острый луч рассеянного света падает через всю комнату наискось, и когда мой летун пересекает его, тельце вспыхивает, искрится, словно внутренности из одних снежинок.

С разгону налетел на светильник, но увернулся и пролетел над ним, я раскрыл рот, чтобы заорать, обожжешься, дурилка, крылышки на огне тю-тю, это не пальчик обжечь, но призрачный ребенок даже не заметил огня, хотя на огне светильника можно печь яйца и плавить железо. В самом деле, мелькнула мысль, он одной ногой в том мире, другой в этом: может появляться и наяву, но не сдвинет здесь и пушинку. Но это и хорошо, зато никакая пушинка не сдвинет и его…