Ближний круг - Евгений Красницкий

Последней жертвой искусного лучника стал Глеб. По счастью, у нового смотрящего оказалось только три стрелы с гранеными бронебойными наконечниками – не на войну ехал, – остальные стрелы были охотничьими. Удар широкого наконечника, похожего формой на обоюдоострый кинжал, пришелся Глебу в край полумаски и был настолько силен, что слегка прогнул ее, потом наконечник ушел в сторону и располосовал бывшему десятнику скулу. В общем, как у боксера – нокаут с рассечением. И это еще повезло.

Упокоил нового смотрящего Анисим, выстрелив почти одновременно с ним, а Глеб, «крепко получив по морде», тоже спустил тетиву и чуть не подстрелил Немого.

У Первака же как не заладилось с самого начала, так и пошло до самого конца. Младший урядник Арсений, под которым провалилась крыша сарая, упал на стоящие там сани, подвернул ногу и обронил самострел. Долго ползал в темноте на четвереньках, разыскивая оружие среди всякого хлама, потом опять ползал – уже в поисках выхода. Едва выбрался наружу, как на него набежал «боец», зарубивший Питирима. Арсений всадил «бойцу» болт в кишки, а потом сидел и смотрел, как тот корчится. Перезарядить самострел с вывихнутой ногой он не мог, а уползать от сарая опасался, так как не знал, что происходит на хуторе.

Пятеро отроков Первака поначалу вполне успешно расстреливали через окно наиболее пьяных «бойцов», не сумевших быстро выбраться в сени. Двое стояли у стены, а трое по очереди заскакивали им на спины и стреляли в окно. Все шло гладко, как на занятиях, пока один из них – Онуфрий – не решил поискать в амбаре какую-нибудь подставку или лестницу.

Приказ, запрещавший лезть в помещения, он, видимо, забыл начисто, за что и поплатился. В амбаре его встретил племянник хозяина хутора с топором в руках, почему-то решивший не прятаться (хотя мог), а проявить геройство. Все, что успел сделать Онуфрий, – вскрикнуть перед тем, как лезвие топора врезалось ему между плечом и шеей. Даже если бы топор и не прорубил бармицу, удар все равно был смертельным.

Первак подошел как раз в тот момент, когда ребята спорили: лезть в амбар или нет? Приказ опять был забыт, и урядник вдвоем с отроком Антонием по команде прыгнули в дверной проем. Сделали они все вроде бы правильно – Первак развернулся вправо, Антоний влево, а остальные держали наготове самострелы, стоя прямо перед входом. Однако племянник хозяина хутора оказался очень неплохим бойцом – срубив Антония, он успел, пока Первак разворачивался, кинуть уряднику пятого десятка на голову мешок из-под муки. Стоявшие настороже отроки дружно разрядили самострелы непонятно во что, мелькнувшее в дверном проеме, а Первак, так и не успев сдернуть мешок, получил удар топором в околыш шлема. Спас Первака все тот же мешок на голове, не позволивший племяннику хозяина точно прицелиться – придись удар чуть ниже, и Первак умер бы мгновенно. Больше племянник хозяина не успел сделать ничего – отрок Зосима, не заряжая самострел, метнул ему в спину кинжал, а потом добил, перерезав горло.

Итог взятия хутора: четверо убитых отроков, трое раненых (из них один урядник и один наставник) и трое пострадавших, но оставшихся в строю (из них два младших урядника и один наставник). Противник потерял смотрящего и двадцать восемь «бойцов» – Алексей после допроса добил всех пленных, кроме десятника, согласившегося указать место собрания христиан, и «бойца», оглушенного Федором на крыльце второго дома. Этот «боец» оказался женихом дочки хозяина хутора, и после того как смолкли вопли пытаемых, их сменили причитания баб – жена хозяина убивалась по племяннику, дочка голосила, прося пощадить жениха.

Вернувшийся со двора Алексей имел вид хоть и утомленный, но довольный, словно упившийся кровью вампир, у Мишки аж мурашки по коже побежали, зато Немой, помогавший Алексею, был, как всегда, совершенно невозмутим. Он приволок откуда-то две миски с кашей, одну сунул Мишке, над другой склонился сам.

Отроки, за исключением дозорных, повалились спать на полатях второго дома, едва только им это разрешили урядники – день выдался нелегким, сначала переход через болото, потом штурм хутора, потом перетаскивание убитых и раненых. Десятники тоже, отказавшись от еды, отправились спать, как только Мишка их отпустил. Мишке ни есть, ни спать не хотелось. Отпихнув принесенную Немым миску, он, не выбирая выражений, высказал Алексею все, что думал о его командовании штурмом хутора. И об отроках Демьяна, превращенных в мишени для смотрящего, и о двух десятках, болтавшихся без дела, в то время как у второго дома на счету был каждый самострел, и о дурацком поведении наставников, и о том, в конце концов, что Алексей, в сущности, вел себя, как рядовой ратник, совершенно устранившись от командования.

Старший наставник воинской школы выслушал Мишкин эмоциональный монолог на удивление спокойно, а на последний тезис ответил вопросом:

– А ты тут на хрена был? – Увидев, что Мишка готов взорваться от возмущения, остановил его успокаивающим жестом и продолжил: – Надо было командовать, ты и командовал, по-моему, справился. Я приказ неверный отдал – ты сам говорил, что нам нужно учиться «Младшую стражу» в бою использовать, впредь наука: ваша сила не только в расстоянии, но и в движении. А что Анисим с Глебом неверно встали, так ты припомни, когда ратнинская сотня последний раз город или село на щит брала и много ли ратников те времена помнят? Ты вот запомнил после устиновского подворья, что напротив вышибаемой двери стоять нельзя, теперь и они запомнят и другим расскажут. Воина переучить нельзя, он до старости учиться должен. Мне же ни на что отвлекаться было невозможно, я должен был смотрящего живым взять. Не вышло – Анисим погорячился, пришлось брать живым его десятника. Прости, но не до командования было, понадеялся на тебя и не прогадал, так Корнею и доложу: командовал Михайла грамотно, головы не терял, победа – его заслуга.

Мишка вспомнил, как был остановлен Дмитрием, когда поперся на крыльцо дома, где сидели почти три десятка «бойцов», и спорить почему-то расхотелось.

«Сам тоже хорош – удавили бы в сенях, как щенка. Блин, Митька, наверно, мне мог бы сказать примерно то же самое, что я только что сказал Алексею».

Алексей, видимо почувствовав изменившееся настроение Мишки, счел дискуссию законченной и, покопавшись в сваленной в углу куче трофеев, вытащил резную деревянную шкатулку.

– На-ка разберись, тут по твоей части.

В шкатулке оказалось два отделения. В одном лежало несколько очиненных гусиных перьев и вставленная в специальное гнездо медная чернильница, в другом – плотный пергаментный свиток, вернее, несколько свитков, вложенных друг в друга. Первый оказался картой округи, которую должен был принять под свое начало новый смотрящий. Выполнена она была в той же технике, что и захваченная в свое время у «пятнистых», и была очень подробной – с обозначением всех населенных пунктов, дорог, переправ через реки, даже тропинок через леса.

Алексей так и впился глазами в карту.

– Михайла, где мы сейчас находимся?

– Здесь. – Мишка ткнул пальцем в карту. – Вот дорога, вот мост, а за мостом острог.

– Угу, понял, а вот до этого селища далеко будет? – Алексей ткнул пальцем в точку, возле которой стояла надпись «д. Грибница».