История альбигойцев и их времени. Книга первая - Николай Осокин

Когда перед взорами Монфора развернулся живописный вид огромного города, то он тотчас же понял, что обложить Тулузу со всех сторон его армия не в состоянии. Скоро Симон на опыте убедился, что и долгой осадой, и штурмом взять Тулузу одинаково затруднительно, что Тулуза не принадлежит к категории тех замков, брать которые вошло в привычку Монфора. Для начала он решил взять укрепленное предместье святого Сернина. Его орудия беспрерывно громили камнями двое ворот предместья. Осажденные же, чтобы показать Монфору, как они равнодушны к его пальбе, день и ночь оставляли ворота отворенными. Монфор приказал начать штурм, но встретил такое стойкое и блестящее сопротивление, что велел отступить.

Раймонд в ответ сделал вылазку. До глубокой ночи продолжалась схватка. Графы тулузский и де Фуа блистали среди боя. Сражение было беспощадное, в стане крестоносцев было большое количество убитых и раненых.

После такого поражения дух в крестовом лагере упал: к горечи поражения присоединились утомление от жары и недостаток в воде.

Раймонд готовил между тем вторую генеральную вылазку. Сенешаль Аженуа, Генрих д'Альфар, кинулся на главный отряд Монфора, а граф де Фуа на войска графов Бар. Смятение распространилось по неприятельскому лагерю. Крики «Тулуза, Фуа!» смутили крестоносцев. Рассеянные войска едва успели спастись. С богатой добычей и множеством пленников вернулись храбрые горожане, предводимые альбигойскими рыцарями, в родные стены.

На третий день Монфор перед рассветом с досадой, доходившей до бешенства, покинул лагерь, не успев забрать даже всех раненых . Есть известия, что его соратники по тулузской осаде, столь же, как и он, опечаленные неудачей, при отступлении напоминали ему о незаконности войны и советовали заключить мир с тремя сильными феодалами Юга, но епископ Фулькон был категорически против этого.

Оставленный многими крестоносцами, Монфор пошел на землю графа де Фуа, рьяного друга Раймонда. Не более недели продолжалось ее опустошение, но оно оставило по себе немало следов. Монфор успел занять Готрив, Памьер и кинулся на столицу графов Фуа. Но штурм крепости не удался, хотя предместья были заняты и сожжены дотла, окрестности города опустошены, виноградники и плодоносные деревья вырублены с корнем.

В это же время крестоносный гарнизон Готривской крепости был заперт окрестными альбигойскими отрядами, которые у католиков назывались не иначе как разбойничьими. Жители крепости сговорились тайно впустить своих друзей и уничтожить крестоносцев, но не успели. Гарнизон, лишенный всяких припасов, не мог выдержать сколь-либо продолжительной осады. Альбигойцы же торопились занять город и согласились отпустить гарнизон, сохранив ему жизнь. Еретики исполнили условие в точности, они никому не причинили вреда.

Монфор тем не менее по возвращении жестоко наказал город, Готрив был обращен в пепел . Устроив в Памьере свой временный лагерь, граф Симон предпринял поход в Керси. Эта область, как мы уже знаем, считалась подвассальной тулузским графам. В ней не было почти ничего провансальского, она имела вид земли чисто французской. Население ее, тяготея к Монфору, вероятно, с удовольствием желало видеть его своим государем вместо Раймонда. С этой целью местный епископ и знатное дворянство отправили к Симону депутацию. Подлинного расположения горожан и народа к владычеству Монфора крестоносцы не знали, но полагали, что армии предстоит прогулка, а не поход. Граф Бар отказался сопровождать Монфора и уехал домой, немецкое же рыцарство не оставило своего вождя.

Легат Арнольд шел другой дорогой к Роквемадуру. Не увлекаясь династическими интересами Монфора, он думал только об еретиках, разыскивая их повсюду. Ему сопутствовали самые фанатичные крестоносцы. Он знал, что в Кассере много «совершенных» еретиков, и потому кинулся на замок, взял его и к великому удовольствию своих монахов и воинов сжег восемьдесят заклятых альбигойцев . Сам город Кассер был опустошен до того, что в нем ничего не осталось. Совершив такой подвиг, легат отступил в Роквемалур, где расположился отдыхать на осень и зиму, между тем как Монфор пожинал дешевые лавры в Керси.

При первом вступлении в пределы этой области, граф, впрочем, встретил неожиданное сопротивление. Замой Келюс он должен был взять и сжечь; зато в Кагоре его приняли с радостью. Прожив несколько дней в этом городе, получив присягу и проводив своих немецких соратников до самой границы, он, уже отправляясь в обратный путь, узнал, что граф де Фуа пленил двух знатных крестоносцев— французского рыцаря Тюрси и английского Готьера Лангтона, брата знаменитого кентерберийского архиепископа. Монфор бросился на владение Фуа, взял еще один небольшой замок, перебил его гарнизон, а в Памьере между тем узнают, что Пюи-Лоран вернулся под власть свого прежнего барона Сикарда.

Барометр военных действий опустился: крестоносцы разъезжались, многие от усталости, другие, отбыв условленные сорок дней. Монфор полагал, что причиной капитуляции Пюи-Лорана была неприятельская сила, но каково стало его изумление, когда он узнал, что город просто продан самим рыцарем, которому он поручил его охрану. Подобный поступок способен был произвести изумление во всей Европе. Изменника звали Гюи де Люс. Ему предложили оправдаться поединком, но он отказался и по приказу крестоносных баронов был повешен.

В это же время в Тулузе завязывались дипломатические и военные узлы, имевшие большое влияние если не на развязку, то на дальнейший ход войны. Избавившись от Монфора и так счастливо отразив неприятеля, тулузцы не могли надеяться, что подобное счастье всегда будет сопутствовать им. Между тем рано или поздно надо было ожидать вторичного появления крестоносцев под стенами столицы. Значительное увеличение сил в неприятельском лагере было бы сигналом к новой осаде, за исход которой нельзя было поручиться. Поэтому тулузцы должны были, в ожидании будущих событий, прибрести себе сильного союзника.

В Лангедоке и Провансе его быть не могло: лангедокские государства, кроме тулузского графства, покорились, лишь изредка напоминая о себе восстаниями, которые вспыхивали в разных концах края. Сами феодалы или носили французское ярмо, или бежали к Раймонду. Заронскому Провансу предстояла та же участь: Монфор уже собирался нагрянуть туда. Рассчитывать на короля французского тулузцам было более чем бесполезно: Филипп Август, у которого возникла мысль централизовать будущую монархию, недолюбливал свои собственные общины и, конечно, не стал бы поддерживать оппозиционно-республиканский дух Юга, зараженного ересью. Взоры тулузского муниципалитета остановились на рыцарственном короле родственного Арагона.

Дон Педро пока был рьяный католик, но, давно бывший не в ладах с римской курией, а особенно с Монфором, должен был внять голосу справедливости. Городские власти Тулузы, освободившись от осады, послали ему письмо. Перед глазами католика, всегда привязанного к интересам Церкви, перед глазами человека, преклоняющегося перед Иннокентием III, государя, может быть искренно восторгавшегося идеей теократии, тулузский муниципалитет должен был предстать, искренно или притворно, во всей католической обстановке. Надо было скрыть в собственных интересах всякое подозрение в ереси и казаться страдающими чуть ли не за сам католицизм.