Анастасия, ты прекрасна! - Владимир Атомный

Землю. Кому мстить, когда «копями» стали все ведомые земли, а власть владельца простирается от океана до океана. Чтобы мы не делали, как бы ни боролись, но всё, в итоге, обратиться во прах.

— Но это же не так, Саш! — поспешила возразить Настя.

— Смотря какие временные промежутки брать и смотря в каком ракурсе рассматривать, моя Пчёлка. Сейчас в нашей стране нет идеологии. Она официально запрещена. Но что такое идеология? Это главная идея общества, обуславливающая смысл бытия. В ней объясняется зачем мы до сих пор шебуршимся, ибо больше уже не животные, но всё ещё не… кто? Куда мы идём?

— Я не знаю, Саш, — грустно ответила Настя, хотя это и был риторический вопрос.

— И вот понимаешь, Насть, если тебе с официальных трибун говорят, что отныне у нас никто никому ничего не должен, мол, чем хочешь, тем и занимайся, а если вообще нет желаний, то лежи без движения — какой смысл в чём-либо? Мыслители прошлого оформили эту дилемму в религиозное течение. Мол, всё есть Абсолют, всё есть Пустота. Никакого смысла не существовало и не существует, поэтому нет вообще никакой разницы куда идти и чем заниматься. Нет более важных занятий, нет ничего. И по факту всё наше бытие лишь миг, Иллюзия.

— Но это же не так? — с надеждой произнесла она.

— Есть другое воззрение. Тоже фундаментальное и, честно говоря, даже просто по количеству этих воззрений можно предположить, что вернее, скорее всего, оно. В нём всё основано на постулате, что мир многополярен. Как правило говориться, что в форме дуализма. Инь и янь, свет и тьма. Исходя из этого постулата, мы имеем вывод, что материя конечна. Что всё имеет свойство заканчиваться или умирать. То есть жизнь — это движение. От точки «А», в точку «Б», что в свою очередь наделяет всё творящееся смыслом. Поняв его, мы можем создать единственно верную идеологию. В общем, Пчёлка моя, если смотреть с первой позиции, то какую бы ты не выдумала себе причину, а, возможно, под диктатом какой бы не оказалась, не будет между ними никакой разницы. Посвятишь ли ты всю жизнь заботе о людях или умрёшь от наркотиков за год-два.

Возникла логичная тишина, отделяющая одну концепцию от другой.

— Второе воззрение наоборот предписывает тебе всяческую дисциплину. Вечный поиск и напряжение до последнего вдоха. Ни о каком бездарном прожигании жизни речи быть не может.

— Мне почему-то кажется, что ты сам не выбрал, — покосилась Настя.

— Да, есть третий путь, — грустно покивал я. — Это когда ты делаешь вид, что глупенький и живёшь как придётся. Поддаёшься силе жизненных обстоятельств.

— Ах-хах, звучит круто, — сняла Настя тяжесть отзвучавших недавно слов.

— Ну, я воздержусь, пожалуй, от оценок.

— Сохранишь лицо? — догадалась она.

— Вот-вот, я это сравниваю с пиджаками на бомжах. Вроде и бомжара, но в пиджаке.

Нас разобрал хохот. Уже после я всё же вернулся к первоначальному вопросу:

— Мне кажется, что ты амбициозна и просто не хочешь быть кем-то из. Нужно что-то творческое. Актриса, художник, певица, может даже писатель или автор визуальных новелл. О, может быть архитектор?!

— Но я плохо рисую… — запротестовала Настя.

— Когда-то ты и ножками с трудом перебирала. Эх, хотел бы я поразглядывать твои детские фото.

— Если это случится, мне придётся покинуть этот мир, — изменилась Настя в лице.

— Чего это? — тут вернул я.

— Этого лучше никогда не видеть. Я обязательно найду где мама хранит фотоальбом и сожгу его три раза.

— Три?! — рассмеялся я.

— Да, нужно ещё и пепел пережечь на два раза, чтобы уж точно никто и никогда не смог это восстановить.

— А цифровых что ли нет?

— Уже нет, — с дьявольским торжеством подтвердила Настя.

— М-да… но я всё равно знаю, что ты была эталонной милашкой. Ты не сможешь переубедить. Это моя истинная вера.

Настя докончила коктейль и с большими глазами отвечает:

— Ты просто не видел этого: худая, или голая, или в одних дурацких трусах. Мама, наверное, сидела на каких-нибудь колёсах, когда фотографировала в самые ужасные моменты.

Я поднял руки.

— Хорошо, сдаюсь. Ради тебя, даже если найду альбом, смотреть не буду. Но ты всё равно самая-самая.

Она прыснула.

— Спасибо.

Дальше мы напару навели подарок. Я приготовил кофе, а сели снова в зале. Беседа упростилась и потекла весёлым ручейком. Настя без стеснения и утайки стала посвящать меня в семейные дела, а возможно и тайны. Перескочили на друзей с лагеря, в частности, Катю — вот уж сдружились, так сдружились. С виду непохожие, если не сказать противоположные, но есть общая вовлечённость в мир чувственных удовольствий. Для Кати запреты связанные с возрастом стали ненужными костылями, но на которых её заставляют ходить. Сбрасывать со счетов дополнительную привлекательность за счёт этого нельзя, конечно, но если рассматривать характер и склонности юной развратницы, то она опережает сверстниц на круг. Это при условии, что вообще есть некая обобщённая степень темпераментности, которую допустимо называть нормой.

Настя тоже летит на аромат нектара. Точно так же она под властью соблазна и готова пренебречь многим, только бы запустить хоботок в благоухающую корзинку. Разница между ними только в том, что Настя пьёт аккуратными глоточками и оглядывает — вдруг кто подкарауливает её возле цветка? Катя же бросается в объятья соблазна бездумно. Для неё не существует мира после получения удовольствия.

С лёгких тем, благодаря уже освоенным азам флирта, беседа обрела эротический подтекст, где я получил приглашение к оценке крепости ароматов. Возбуждение тут же охватило моё существо, мозг охотно взялся придумывать развратные сценарии и один из них я выбрал.

Не спеша начал ласки. Вначале лёгкие, больше романтические. Я специально не тороплюсь, хотя мой чудный светловолосый бутончик опять выдал карт-бланш. Моё томное желание состоит в том, чтобы как можно сильнее распалить Настю, прежде чем опущусь к последнему источнику ароматов. Пусть это будет грандиозно!

Может я какой-то озабоченный на запахах, но сам вижу это иначе. Все люди могут испускать те или иные неприятные запахи. Банально потому, что любят поесть лук, чеснок или иные сильные специи. В том числе жирное и если в пище изобилует мясо. На это накладывается индивидуальные свойства. И Настя стала для меня открытием. Как если бы я жил всю жизнь в затхлом помещении, а тут, случайно, открыл окно и свежевший горный воздух вдруг озарил бытие. Конечно, у меня нет неприятия ко всем людям, ибо я сам наверняка источаю ровно такие же запахи, но как могу не восторгаться душистым делом Насти, если оно такое?