Загадка XIV века - Барбара Такман

Сборная армия шесть недель, с октября и по ноябрь, грабила Эльзас, а де Куси все еще не приступал к своим командирским обязанностям. Эта отсрочка в ту странную зимнюю войну — первая загадка среди многих, которые не могут быть распутаны, потому что хроники изобилуют пропусками и противоречиями. Уж не сознательно ли он медлил, чтобы измучить наемников зимними тяготами? Тот факт, что Дюгеклен в 1365 году тоже до декабря не начинал свой поход через Пиренеи, указывает на закономерность. Де Куси явно собирался довести войну с кузеном его матери Леопольдом до победы, а потому не хотел понапрасну вести свою армию через Юру, чтобы не потерять ее в заснеженных горах.

В конце сентября он написал герцогу Брабантскому, имперскому наместнику Эльзаса, и сообщил ему о намерении вернуть себе Брайсгау, Зундгау и маленькое графство Феррет, на что получил заверение, что империя не станет противодействовать его желанию добиться справедливости. Чтобы сделать свою войну’ справедливой и отделить себя от обычного командира отряда наемников, де Куси написал также в эльзасские города Страсбур и Кольмар и заверил в том, что ничем им не угрожает, напротив, он хочет, чтобы они помогли ему вступить в свои законные права, и он объяснит свое дело, если они того пожелают. Его письма не потребовали ответа, потому что отряды наемников в городах уже творили бесчинства.

Если крики ужаса в местных хрониках представляют собой доказательство, то более страшной резни, чем в Эльзасе, еще не бывало. Сорок деревень в Зундгау были ограблены и уничтожены, жители Ватвилера убиты без всякого снисхождения, мужчин и женщин захватывали, чтобы они исполняли все прихоти бандитов, францисканский монастырь Тан сожгли дотла, женский монастырь Шоненштайнбах разрушен столь основательно, что монахини из него бежали, а монастырские земли расчистили лишь спустя двадцать лет. Наемники занимались своим обычным делом: богатые платили им деньги, отдавали лошадей и хорошие ткани, а бедняки — обувь, лошадиные подковы и гвозди. Когда наемников спрашивали о цели кампании, некоторые капитаны отвечали, что они пришли за «шестьюстами тысячами флоринов, шестьюдесятью жеребцами, годными для войны, и шестьюдесятью платьями из золотой парчи». Епископ и магистраты Страсбура заплатили по три тысячи флоринов, чтобы спасти город от нападения. В одном месте крестьянам удалось убить двадцать наемников, за что на них обрушилась такая кара, что крестьяне отчаялись и бежали, бросив свои дома.

Поначалу командиры, получавшие жалование от де Куси, попытались поддерживать дисциплину, и некоторые капитаны почти каждый день вешали преступников, стараясь остановить бесчинства. Однако на людей, привыкших к беззакониям, казни не подействовали, и насилие продолжалось.

Перед лицом вторжения Леопольд воспользовался той же стратегией, что и Карл V: он приказал эльзасцам уничтожить все, что могло помочь врагу — не давать крова и еды и прятать вещи и провизию, имевшиеся в городах и замках. Как и Карл, он приказал укрепить города и замки, способные к обороне, а остальные снести и сжечь окрестные деревни. На бумаге эти приказы легко исполнялись, а на практике можно представить себе отчаяние крестьянина, уничтожающего свой дом и плоды своего труда, которые худо-бедно могли прокормить его в следующем году. До какого предела доходили решительные меры, трудно вообразить.

В отсутствие достаточных сил для противодействия войску де Куси Леопольд удалился в крепость Брайзах на Рейне, рассчитывая на сопротивление полагавшихся на свои силы швейцарцев, которые не собирались позволять врагу продвинуться еще дальше. Из собственного болезненного опыта он знал способность швейцарских подданных к борьбе.

Сопротивление в начале века настоящего или легендарного Вильгельма Телля австрийскому наместнику Геслеру персонифицировало борьбу против габсбургской тирании. Дважды после этого за шестьдесят лет швейцарцы наносили позорное поражение габсбургской кавалерии. В битвах при Моргартене и Лаупене в 1315 и 1339 годах победы пехотинцев над рыцарями-всадниками стали достоянием военной истории. В битве при Моргартене в лесу кантона Швиц швейцарцы укрылись над горной тропой и стали сбрасывать вниз на рыцарей булыжники и бревна, когда те ехали по ущелью, а затем накинулись на ошарашенную колонну и стали резать их, «словно овец в загоне». Они не давали пощады, потому что не ждали выкупа, и одержали победу, потому что место для сражения выбрали именно они, а не противник. Рыцари твердили потом, что в поражении виновата местность, и на самом деле кавалерии в горах было не развернуться, но не меньшую роль сыграл воинственный дух кантонов, желавших добиться независимости Швейцарии.

В поражении при Лаупене на открытом горном склоне нельзя было сослаться на местность. К бернцам присоединились люди из лесных кантонов под командованием местного рыцаря. Они заняли позицию на горе, куда пришлось подниматься габсбургским рыцарям. Швейцарцы, пусть и окруженные, сформировали фалангу в виде «ежа», она стояла на месте и не допустила продвижения противника. Пока швейцарцы врукопашную сражались с рыцарями, разя тех своими алебардами, резерв напал на аристократов с тыла и разбил их наголову. С поля вынесли семьдесят шлемов с плюмажем и двадцать семь знамен. Хотя с той поры прошло тридцать лет, гуглеры вели себя осторожно.

Швейцарцы вяло отреагировали на призыв Леопольда выступить против де Куси. Габсбургов они ненавидели еще больше, чем агрессоров. Три лесных кантона в центре страны отказались от военных действий. Во главе со Швицем, самым отважным из трех кантонов, давшим родовое имя будущей нации, они заявили, что не хотят жертвовать собой ради защиты владений Леопольда против сира де Куси, который ничем их не обидел. Они предпочитают оставаться «наблюдателями», разве только им не придется защищать себя от победителя, если тот слишком разойдется. Тем не менее Цюрих вместе с Берном, Люцерном и Золотурном согласились защищать Аргау, район, примыкающий к Эльзасу вдоль реки Ар, поскольку тот соприкасался с их границами и был их «рубежом».

Примерно в день святого Мартина, 11 ноября, де Куси прибыл в Эльзас вместе с полуторатысячным отрядом, чтобы возглавить армию. Приближалась зима, территория была сильно разрушена, и ни провизии, ни фуража не достать. Описание событий в хрониках в этот критический момент необъяснимо искажено, несмотря на то, что Фруассар излагает их, выслушивая рассказ де Куси. Мятежные капитаны, согласно Фруассару, созвали собрание, на котором обвинили де Куси в том, что он их обманул. «Как так? — кричали они. — Это что же, австрийское герцогство? Сир де Куси сказал нам, что здесь одни из самых плодородных земель на свете, а мы видим, что они бедны. Он нас подло обманул. Если мы перейдем через Рейн, то не вернемся, потому что умрем или нас возьмут в плен наши враги германцы, а это люди, которым неведома жалость. Вернемся же во Францию, и да будет он проклят».

Подозревая грядущее предательство, де Куси заговорил мягко: «Сеньоры, вы взяли мои деньги и мое золото, и теперь я в долгу перед королем Франции, а вы связаны клятвой, вы согласились участвовать в этой кампании. Если это не так, я стану самым бесчестным человеком в мире». Но отряды отказались идти вперед, бандиты ворчали, что Рейн слишком широк и без кораблей через него не перебраться, к тому же им неизвестно, какие дальше дороги, и «никто, в отличие от вас, не позовет солдат из хорошей страны».