Меч эльфов. Рыцарь из рода Других - Бернхард Хеннен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Какой памятный день, — произнес Тирану, причем в его голосе, на удивление, не было и тени сарказма. — Это первый на моей памяти случай, когда у нас сходится мнение по какому-то вопросу.
Фингайн вздохнул. Потом прислонил к стене лук и поднял рапиру одного из убитых.
— Неужели путь головастика вдруг показался тебе бесчестным? — поинтересовался Тирану.
— Мой народ говорит, что правда о тебе умирает с твоим последним вздохом. И с тех пор ты становишься тем, что о тебе говорят другие, и совершенно неважно, как ты жил. Если я буду единственным из нас троих, кто вернется в Альвенмарк, то все, что останется обо мне, это история о том, как я бросил вас в беде. Хотя гораздо труднее вернуться отсюда на родину, чем тупо, с мечом в руке, спуститься по этой лестнице и умереть.
Тирану рассмеялся.
— Я — сын князя. Все самые сложные вещи в жизни за меня всегда решали другие. Я не умею иначе — всегда выбираю самый легкий путь.
— А я слишком устал, чтобы бежать. — Эти слова Олловейн произнес без печали или горечи. — Я ближе к лунному свету, чем к Альвенмарку. Я знаю, что в лунном свете меня ждут. Линдвин, женщина, которую я люблю, находится там. Уже почти целое тысячелетие. Иногда во время битвы у меня возникает чувство, что она совсем рядом. В Альвенмарке не осталось никого, кто ждал бы меня.
— Какие впечатляющие надгробные речи, — мрачно заметил Фингайн. — Боюсь, о себе я могу сказать только то, что я — дурак, который пропустил последний отлет орлов и теперь сидит в луже с двумя ищущими смерти героями и при этом не обладает достаточным внутренним величием для того, чтобы не волноваться, как о нем будут говорить, когда его не станет.
Окровавленная Мишель вернулась во двор. Оноре доставил удовольствие ее сломленный вид. И в то же время ему было больно. Он должен наконец научиться управлять своими чувствами по отношению к ней!
Сестра Лилианны шла прямо к нему. Лицо ее было ужасно. На левой щеке красовался глубокий, до самой кости, порез.
— Мы не пройдем мимо них, — сказала она, и это признание, похоже, удручало ее больше, чем собственная рана.
Она не могла смотреть ему в глаза.
— Сколько их еще?
Она беспомощно махнула руками.
— Не могу сказать. Двое из них держат лестницу. Третий со сломанной пикой стоит чуть выше и помогает им. Сколько их наверху, не могу сказать… Может быть, только эти трое и остались. Фехтовальщики… Должно быть, это колдовство. Их невозможно победить. Кажется, они знают о каждом ударе, еще до того, как его нанесут. На винтовой лестнице мы не можем воспользоваться численным превосходством. Там могут сражаться только двое в ряд. Мы…
— Достаточно! — грубым жестом прервал ее Оноре. — Я и так вижу, что наши лучшие фехтовальщики против двух эльфов просто болтуны. У нас здесь три полка опытных ветеранов. Дюжины рыцарей ордена, которые мнят себя лучшими бойцами в мире, к тому же пара сотен послушников. Но мы не можем справиться с двумя эльфами. Они смеются над нами! Как ты думаешь, что произойдет, если об этом узнают наши братья из ордена Древа Праха? Или, еще того хуже, гептархи? Мы станем посмешищем всей Церкви. И все, что ты можешь предложить мне в качестве объяснения, это то, что они, наверное, колдуны.
Оноре наслаждался ее подавленным, разбитым видом. Он мечтал об этом с тех пор, как выжил после ее выстрела из пистолета. Превратить ее жизнь в позор было гораздо приятнее, чем убить. Для этого у него давно уже были все возможности.
Он указал на затянутое тучами небо.
— Даже орлы бросили их… Мы должны подойти к этому вопросу с принципиально другой позиции, — взгляд Оноре скользнул по двору. Там было больше сотни трупов. И ни единого эльфа… Забрали даже мертвых! Они прогонят Других. В принципе, битва была выиграна давным-давно, но у них не будет трофеев. Ну, может быть, парочка эльфийских клинков и трупы гигантских орлов. И все. Послать гептархам в Анисканс десять ящиков с эльфийскими головами… Он вздохнул. С такими доказательствами можно было бы превратить этот кошмар в оглушительную победу.
Взгляд его задержался на Друстане. Две стрелы в смерти соединили его с этой друснийской шлюхой. Гибель Леона была менее зрелищной, судя по тому, что ему рассказали. Стрела в глаз… То, что оба брата погибли, подтверждало его опасения. Леон недооценивал врагов, которые очень хорошо сознавали силу их дара. Они должны были догадываться, что их попытаются уничтожить таким образом. И знали, на каких рыцарей нужно обратить при этом внимание.
Оноре просто не выполнил последнего приказа Леона. Он не пошел на указанное место у стены замка и не попытался кого-нибудь вылечить. Поэтому он все еще жив. Тот, кто позволяет врагу диктовать себе условия, находится на пути к поражению.
Главный шпион посмотрел на башню. Мощная колокольня находилась в самом сердце замка, прямо рядом с воротами, разделявшими два внутренних двора. Войти в нее можно только с заднего двора и с прилегающих ходов по крепостной стене.
— Где именно засели эти проклятые эльфы?
Мишель вздрогнула. Из раны на ее щеке по-прежнему сочилась кровь. Очевидно, мысленно она была не здесь.
— Они занимают верхнюю половину башни.
Оноре почесал подбородок. Сталью этих проклятых негодяев не одолеть. Может быть, они действительно волшебники, как утверждает Мишель. Но есть и другое оружие… Из этой битвы он вынес урок и крепкие представления о том, как можно победить Других в будущем. В принципе, можно попытаться уже сейчас. Эффект будет таким же, как от стрельбы из пушки по комарам… но за смерть последнего эльфа в башне не придется платить ни единой человеческой жизнью.
— Скажешь, чтобы тебе перевязали рану, а потом возвращайся к башне. Больше никакого ближнего боя с этими колдунами-мечниками. Эльфы могут видеть учебный плац с крестовым сводом?
Мишель хотела было покачать головой, но замерла посреди движения, и лицо ее исказилось от боли.
— Нет, — выдавила она сквозь зубы. — Они стоят настолько далеко на лестнице, что не увидят стрелков на учебном плацу.
Оноре улыбнулся. Именно на это он и надеялся.
— Тем не менее ты возьмешь с собой сотню стрелков, а затем сделаешь вот что…
Казалось, само небо хочет наказать ее. Порывистый ветер хлестал ее по щекам с такой силой, что из глаз катились слезы. Крепко пристегнутой Гисхильде не удавалось даже поднять руку, чтобы защитить лицо. Одежда промокла насквозь, тело окоченело. Она даже перестала дрожать.
Гигантский орел тоже был беспомощен против буйства стихий. Порывы ветра бросали его туда-сюда. Иногда он опускался очень низко, и Гисхильда видела бушующие волны ужасающе близко под собой.
Казалось, орла оставили силы. Он уже не пытался набрать высоту. Каждый миг Гисхильда была готова к тому, что они упадут в море. И она, беспомощная, утонет в волнах вместе с гигантской птицей. Привязанная к ней. Не способная освободиться…