Растревоженный эфир - Ирвин Шоу

— Пошли отсюда, — сердито прошептал Леви. — Быстро!

— Ты не хочешь сказать что-нибудь вдове? — спросил Арчер.

— Нет, — отрезал Леви. — Я подожду тебя на улице.

Но остальные решили подойти к вдове. Арчер пропустил вперед Барбанте, О'Нила и Бревера. После того как они пожали руку миссис Покорны и высказали соболезнования, Арчер шагнул к ней, протянул руку.

— Мне ужасно жаль.

Миссис Покорны посмотрела на него, ее лицо превратилось в гранитную скалу. Руки она ему не подала.

— Вот этот, Френк, — сказала она мужчине, который произносил речь.

Френк печально покачал головой.

— Люди, люди, неужели вы так ничему и не научитесь? Будете ждать, пока вас не упрячут за колючую проволоку?

Арчер покраснел. Стоявшие вокруг кто с любопытством, а кто с подозрением смотрели на него. Он опустил руку, повернулся и вышел на Вторую авеню.

— Чего мне сейчас хочется, так это выпить, — изрек Арчер, подойдя к четверым мужчинам, которые дожидались его на тротуаре.

Они молча зашагали к ближайшему бару, который находился в соседнем квартале, мимо домохозяек, вышедших за покупками, и детей, важно поглядывающих на них из своих колясок. Когда они переходили улицу, мимо проехал катафалк, за ним — два лимузина с теми, кто решил поехать на кладбище. Восемь человек, сосчитал Арчер, проводив взглядом «кадиллаки» модели 1940 года, ехавшие чуть быстрее, чем положено похоронной процессии, восемь человек, решивших посмотреть, как гроб будут опускать в могилу на Лонг-Айлендском кладбище.

— Черт бы их побрал! — вырвалось у Барбанте. Он стоял на углу и тоже смотрел вслед катафалку и «кадиллакам», быстро растворяющимся среди пикапов и легковушек. — Черт бы их всех побрал!

— Ш-ш-ш! — Бревер положил руку ему на плечо. — Не заводись, Дом. Все нормально.

Но Барбанте как будто его не слышал. Он вдруг сорвался на крик, рот у него перекосило, словно каждое слово причиняло ему жуткую боль.

— Покорны поступил правильно! Нет сейчас на всем Манхэттене более здравомыслящего человека! И его увозят со скоростью сорок миль в час! Единственное что теперь можно сделать, так это умереть! Чего мы ждем, парни, чего мы ждем? Будь у меня хоть капля воли, я бы сегодня утром купил сотню таблеток снотворного. — Он устремил в небо безумный взгляд. — Если б сейчас я увидел их с бомбой, — кричал он. распугивая домохозяек, — я бы сказал им, вот он я, бросайте ее сюда!

— Пошли, Дом. — Крики, мельтешение рук раздражали Арчера. — Пропустим по паре стаканчиков и успокоимся.

Он шагнул к Барбанте, взял его под локоть. Драматург вырвался.

— Черт бы тебя побрал! Черт бы побрал всех!

И двинулся дальше.

Они зашли в бар, выпили виски и вернулись в студию, чтобы закончить репетицию.

Следующим утром, когда Арчер спустился к завтраку, Китти сидела за столом и читала газету. Спал он долго — похороны, долгая репетиция и сама передача вымотали его донельзя. А потом ему пришлось объясняться с Китти, которая прочитала колонку и дожидалась его дома, чтобы задать интересующие ее вопросы.

А сейчас Китти сидела за столом, запивала молоком гренок и читала утреннюю газету, прислонив ее к кофейнику. Выглядела она усталой, словно ночной сон не освежил ее. День выдался серым, облачным, и все цвета как-то поблекли. Арчер, в пижаме и халате, подошел к Китти сзади, наклонился, поцеловал в щеку. Она подняла руку, на мгновение задержала его голову рядом со своей. Через плечо Китти Арчер видел, что она читает статью о похоронах Покорны. Статья сопровождалась фотоснимком, запечатлевшим его, Барбанте и О'Нила у дверей похоронного бюро. Аналогичные фотоснимки поместили вечерние газеты, а один из таблоидов сопроводил фотоснимок аршинным заголовком, правда, не на первой, а на третьей странице: «ДРУЗЬЯ ЧТУТ КРАСНОГО САМОУБИЙЦУ». Китти читала «Нью-Йорк таймс», сдержанную и консервативную, так что едва ли не каждое предложение начиналось со слов «сообщается» и «предположительно». А вот слово «красный» не встретилось ни разу. Зато приводился жалкий, очень короткий список дирижеров и оркестров, исполнявших музыкальные произведения Покорны в Америке. Филармоническое общество Дулута, прочитал Арчер, Симфонический оркестр Санта-Моники. Фотография ему не понравилась. Он выглядел на ней одутловатым и испуганным, а шляпу слишком низко надвинул на лоб, словно не хотел, чтобы его узнали.

О заметке Арчер ничего не сказал. Вновь поцеловал Китти в щеку, и она убрала руку. Он обошел стол, сел, выпил стакан апельсинового сока.

— Дать тебе часть газеты, дорогой? — спросила Китти.

— Нет, благодарю, — ответил Арчер, подумав о том, что неплохо бы сейчас перенестись в такое место, куда газеты приходят с шестимесячным опозданием.

Ел он без аппетита, скорее по привычке, прислушиваясь к шуршанию бумаги: Китти просматривала рекламу платьев. Зазвонил телефон. Китти подняла голову, но Арчер уже встал.

— Сиди. Я все равно уже поел.

Звонил О'Нил. По голосу чувствовалось, что он в некоторой растерянности.

— Клем, ты должен немедленно подъехать в агентство.

— Что еще стряслось? — Арчер тяжело вздохнул. — Сегодня пятница, и у меня миллион дел.

— Мне очень жаль, Клем, но ты должен приехать. Барбанте… Он сейчас у меня и…

— Что он делает у тебя в такую рань? Он заболел?

— Когда я пришел, он уже сидел в приемной. Говорит, что уходит из программы. С этой пятницы. Ты должен с ним поговорить.

Арчер вновь вздохнул.

— Хорошо. Задержи его. Я подъеду через полчаса.

Он положил трубку, вернулся в столовую. Китти вопросительно посмотрела на него.

— Мне надо подъехать в город. — Арчер стоя допил уже остывший кофе.

— В чем дело?

— Ничего особенного. — Арчер двинулся к двери. — Барбанте дурит…

— Клемент, ты помнишь наш разговор, не так ли? — не повышая голоса, спросила Китти. — Насчет того, что отныне…

— Я помню. Отныне ты должна быть в курсе событий. — Он криво усмехнулся. — Как бы тебе об этом не пожалеть.

— Не пожалею, — заверила его Китти. — Ни на минуту.

— Хорошо, — кивнул Арчер, — вечером ты получишь полный отчет. Тебя это устраивает?

Китти кивнула:

— Вполне.

Наверху Арчер быстро переоделся и, на ходу накидывая пальто, сбежал по лестнице. Дошел до угла, оглядываясь в поисках такси. На лотке продавец уже выложил свежие номера газет. После короткого колебания режиссер купил то самое издание, что вчера набросилось на него. Почему бы не посмотреть, что этот мерзавец написал на этот раз, подумал он. Глядя на газеты, придавленные железными гирьками, Арчер видел, что ему нашлось место в каждой из них. Он осознавал, что сегодня пять миллионов человек, вдыхая запах свежей типографской краски, прочтут его имя и фамилию. Клемент Арчер, наконец-то ставший знаменитостью, внезапно прославившийся в возрасте аж сорока пяти лет, и все благодаря самоубийству девятисортного венского музыканта.