Сто сорок писем Василия Белова - Анатолий Николаевич Грешневиков

Николай Рачков, Станислав Куняев. О них, живущих и пишущих стихи о Родине в те дни, как и Дементьев, ни одного упоминания по телевидению и радио. Про великого певца русской земли, ушедшего из жизни, Николая Рубцова, вообще забыли. Мы с Беловым посчитали, а сколько Дементьев получил времени на телевидении за последние три-четыре месяца, и вышло – более часа. А великий поэт Юрий Кузнецов – ни минуты! Тут и кроется ответ, кто в России из русских поэтов изгой?!

Досталось в те дни и мне… Вернее, мстительные писарчуки продолжили травлю. Они перестали писать жалобы на меня Белову, поняв бесполезность таких наступлений, и решили завалить писателя письмами от народа. Одно такое письмо организовал Мартышин, оно, видимо, было написано под его диктовку учительницей рисования Людмилой Елкиной, которая учила меня в юности в школе. Мне было неприятно читать его, не потому, что престарелая, больная учительница, уже не выходившая из дома, вдруг раскритиковала меня за плохое отношение к писарчукам, заботящимся о местном монастыре, а потому, что это была одна из моих любимых преподавателей. Она помогла мне открыть дорогу не только в мир цветных красок, но и в мир русских сказок, так как я активно участвовал в организованных ею спектаклях, основанных на известных русских сказках.

Писарчуки распространили это письмо по поселку, и заявили, что направили его Василию Белову. Но учительница сказала мне, что не отправляла ему эту жалобу. Более того, она призналась, что ее, одинокую и больную, Мартышин навещал, и потому она не могла отказать ему в том злополучном письме.

Очевидно, организованный пасквиль на меня не был отправлен Белову по той причине, что они знали или предполагали, какую отрицательную реакцию вызовет их акция. И какой ответный шаг затем последует от известного писателя. Одна статья в газете «Время», разоблачающая клевету и неправду писарчука Щербакова, вызвала у них нервный шок и сумятицу. Получил отповедь и другой писарчук Лебедев, пытавшийся вразумить Белова и доказать ему, что Щербаков не такой уж и бездарный сочинитель. Немного времени потребовалось Белову разобраться в том, кто есть кто, за кем стоят порожние пустые словеса, а за кем реальные дела по возрождению православных храмов и монастырей. Отсюда и его четкий вердикт: «Жулики они – и Щербаков, и Лебедев!».

Письмо семьдесят пятое

Дорогой Толя! С праздником! 2005 г.

В конверт вложены еще две открытки. Не подписанные. Пустые. Одна поздравительная – «С днем защитника Отечества». Другая – с фотопейзажами родных мест поэта Сергея Есенина.

Василий Белов иногда так и поступал – вместо слов поздравлений к многочисленным праздникам высылал чистые открытки.

Письмо семьдесят шестое

Дорогой Толя, Анатолий Николаевич!

Не подберешь ли мне издательство? У меня все рубли благополучно закончились… Где угодно, в любую дыру – лишь бы гонорар.

Никита Михалков обещал меня окиношить, но когда это будет, а деньги жене уже нужны, черт бы побрал эти деньги!!!

В. Белов.

Больница ничего организму не дала.

Написано письмо на цветной фотооткрытке, где изображен Кирилло-Белозерский монастырь в зимнее время. Сюда мы не раз собирались вместе с Беловым приехать, но из нашей затеи так ничего и не получилось.

Обычно Василий Иванович ставит на послании дату написания, но в этот раз забыл ее поставить. На конверте обозначена дата отправки из Вологды – 10 марта 2005 г.

На просьбу Белова подыскать ему издательство для выпуска книги о композиторе Гаврилине я откликнулся незамедлительно. Договорился с директорами сразу двух издательств «Русский мир» и «Голос». Деньги под книгу и для выплаты гонорара пообещал выделить предприниматель Михаил Мендоса.

Убеждать директоров не пришлось. Достаточно было пересказать, какое значение писатель уделял творчеству композитора Гаврилина, в том числе музыкальному образованию и воспитанию молодежи. Ни для кого не было секретом, что Белов не единожды высказывался против широкой популяризации рок-музыки и поп-музыки. Но мало кто понимал, почему он это делает. Еще меньше людей вчитывались в критику писателя с тем, чтобы понять его аргументы, разобраться в том, кому выгодно заменять традиционную народную музыку на западную.

Дело было не столько в том, что Белову нравились музыкальные произведения с ярко выраженным русским стилем, отображающим идеалы и нравственные ценности предков, сколько в том, что ему ведомо было, к какой нравственной и моральной трагедии приведет следование принципам чужеземной музыкальной культуры. Русский человек, воспитанный вне традиционного народного искусства, впитавший в себя новые звуки, тембры, ритмы, мелодии, перестанет быть русским.

Тут Белов придерживался позиций великого русского современного композитора Георгия Свиридова. Хотя он еще не был с ним знаком, не читал его записки, а уже стоял на тех же принципах. Вот мысль, которую цитировал мне Василий Иванович с особым звучанием: «Дело не в неурядицах музыкальной жизни, не в борьбе направлений или в их идиллическом сосуществовании. Дело в том, что русская жизнь потеряла путь, направление своего движения. Разрыв между музыкой прошлой, между музыкой народной и музыкой современной усугубился до чрезвычайности. Русская жизнь, и в высоком своем смысле, и в бытовом, проходила соответственно с заповедями Христианского учения. Русский народ, лишенный веры, обратился в раба, имеет рабскую психологию. Он потерял высокую цель – смысл своего существования.

Как он обретет его? Бездушная музыка Стравинского – это музыка, потерявшая Христианский смысл, идею».

Но еще раньше Белов прислал мне свою статью «Жажда мелодии», где я встретил созвучные Свиридову мысли о том, как мы недооцениваем влияние музыки на разлад в обществе, на самоуничтожение национального характера. Эту статью я потом включу, как составитель, в книгу беловской публицистики «Раздумья о дне сегодняшнем».

Белов тогда предупреждал и общество, и тех его лучших представителей из круга патриотов-государственников, кому небезразлично было будущее России:

«Ошибаются те российские патриоты-государственники, которые в борьбе за спасение Отечества сделали ставку на литературу и журналистику. От «музыкальной свободы» люди теперь, особенно самые молодые, глохнут, заражаются не только спидом, но и суицидными мыслями, болеют, сходят с ума, заканчивают жизнь раньше срока. Они начисто забывают, что пели и слушали их отцы и матери, их деды и прадеды. Поп-музыка стремительно и бесцеремонно захватывает весь мир, здравые человеческие голоса совсем не слышны в ее грозном дьявольском шествии»

Тут же Белов дает ответ на свой же сложный вопрос: «Но почему я считаю, что государственники, сделавшие в борьбе за Россию ставку на свободу печати, ошибаются? Да потому, что для разрушителей народных традиций такая свобода отнюдь сейчас не главное. Главное для них теперь свобода музыки, свобода