Предначертание - Вадим Давыдов

— Рэйчел. Ты слышишь меня? Опусти веки два раза, если слышишь.

Ничего не произошло – лицо Рэйчел оставалось неподвижным. Тэдди уткнулся головой в живот Гурьеву и затрясся в беззвучном плаче.

— Тэдди, — сказал Гурьев. — Тэдди.

Мальчик замер.

— Тэдди, — ещё раз повторил Гурьев. — Ты ведь доверяешь мне, правда?

Мальчик кивнул несколько раз, не в силах произнести ни слова.

— Ну, вот. Тогда я справлюсь. Подожди меня в коридоре, ладно? Что бы ни случилось – ничего не бойся. Слышишь?

Мальчик снова кивнул и, с трудом отцепившись от Гурьева, шагнул к двери. Закрыв её за мальчиком, он повернулся к Рэйчел.

Сорвав с себя галстук и расстегнув рубашку, Гурьев снял со своей шеи амулет Пелагеи и склонился над Рэйчел. Если бы его спросили сейчас, что и зачем он делает, Гурьев вряд ли сумел бы дать вразумительный ответ. Он просто совершенно точно знал, что следует делать. Почему – не знал. Камень опять был горячим, почти обжигая его ладонь. Господи, что же это такое?!

Откинув одеяло, он положил амулет на грудь Рэйчел в области солнечного сплетения и накрыл камень ладонью. Полюшка, взмолился он. Господи. Она должна остаться здесь, со мной. Обязана. Никто не смеет отнять её у меня. Рэйчел. Девочка моя, проснись. Пожалуйста.

Гурьев открыл глаза – и встретился взглядом с Рэйчел. Жива, подумал он. Жива. Всё остальное – неважно.

— Рэйчел, — Гурьев выпрямился. — Рэйчел. Ты слышишь меня?

— Это конец, — тихо проговорила Рэйчел, снова устремляя взгляд в потолок. — Всё кончено, Джейк. Я ничего не чувствую. Совсем ничего.

Смерть есть, подумал Гурьев. Конечно, смерть есть. Я знаю. Я это знаю, моя девочка. Но сегодня – не её день.

— Слушай меня внимательно, Рэйчел, — он снова наклонился так, чтобы она видела его. — Слушай меня внимательно, девочка моя. У тебя есть один шанс из тысячи. Если ты разрешишь мне, я рискну.

— Что?!

— Я не стану тебе объяснять сейчас. Это неважно, и у нас нет ни одной лишней минуты. Если ты разрешишь мне рискнуть, и у нас получится, — через два месяца ты будешь скакать, как серна. Если нет, — ты умрёшь, Рэйчел. Сразу. Мгновенно.

— А ещё?

— Если мы не рискнём, ты умрёшь через год. Или раньше. Всё это время ты не сможешь двигаться. Даже пальцем на руке не сможешь пошевелить.

— Почему, Джейк?

— Что?

— Почему ты здесь?

— Потому что я люблю тебя, Рэйчел.

— Если получится… Я услышу это снова?

— Да. Услышишь, Рэйчел.

— Можешь теперь убить меня, Джейк, — Гурьев увидел, как дрогнули её губы в улыбке. — Я люблю тебя, Джейк.

Рэйчел показалось, что её бросили в колодец. Только этот колодец тянулся почему-то не вниз, а вверх. Там было очень темно. Наверное, не получилось, подумала она. И открыла глаза. Белый потолок. Солнце.

— Джейк… — она хотела закричать, но вместо крика вышел едва слышный шёпот.

— Я здесь, Рэйчел, — он тяжело дышал, и на лбу его вздулись толстые синие вены и выступили капельки пота. Она никогда не видела его таким. — Я здесь. Я с тобой.

— Я…

— Попробуй пошевелить пальцами на руке. Пожалуйста, Рэйчел.

Она подчинилась. И почувствовала сразу себя всю – и руки, и ноги, — всё тело. Всю себя. Себя! И чуть не закричала от радости. Это было такое острое счастье – снова чувствовать себя всю, что слёзы брызнули у неё из глаз.

— Ну, вот, — он вздохнул. — Получилось. Видишь, моя девочка, как у нас с тобой всё получается.

— Ты обещал.

— Обещал. Я люблю тебя, Рэйчел, — Гурьев опустился перед кроватью на колени и сказал по-русски: – Мне осточертел английский, Рэйчел. Я люблю тебя.

— Здесь и сейчас, Джейк. Да? Я это запомнила.

— Нет, Рэйчел. Нет, моя девочка. Раз и навсегда. Прости меня, Рэйчел.

Она немного повернула голову и посмотрела на него. И вдруг – подняла руку. А он перехватил её в воздухе и прижался губами к ладони. Вот, подумал он. Наконец-то. Я так давно хотел сделать это.

Отослав мальчика под надзором Осоргина домой на Мотли-авеню и велев моряку быть при оружии и готовым ко всяким неожиданностям, Гурьев позвал доктора Хадсона. Убедившись, что к врачу вернулась способность соображать и отвечать хотя бы междометиями, он начал отдавать распоряжения:

— Освободите оба смежных помещения и вынесите оттуда всю лишнюю мебель, кроме кушеток. В комнату слева принесите телефон с прямым выходом в городскую сеть и телефон для внутренней связи с персоналом госпиталя. Все ключи, включая дубликаты, отдать мне. Персоналу запретить вход без предварительного уведомления по телефону.

— Но в вестибюле у дежу…

— Молчать. Слушать. Выполнять, — от этого рычания на грани инфразвука у доктора Хадсона в буквальном смысле слова затряслись поджилки. До этого момента истинный смысл выражения – «затряслись поджилки» – был врачу неизвестен, несмотря на богатый клинический и житейский опыт. Доктор Хадсон поспешно закивал и поклялся про себя, что впредь будет крайне осторожен с привычными метафорами.

— Да, сэр. Не беспокойтесь, всё будет… как вы прикажете.

— Чудесно. В следующий раз, прежде чем давать мне советы, сосчитайте про себя хотя бы до трёх, договорились? — почти ласково проворчал Гурьев. — Скажите-ка, в госпитале есть охрана?

— Охрана, сэр?! Простите, я не совсем вас понимаю…

— Ясно. Кто-нибудь ведёт учёт посетителей?

— К-кажется, да… Я не могу ручаться, но…

В самом деле, подумал Гурьев, есть вещи, в которых японцы обогнали своих антиподов-британцев лет на триста. Такой бедлам в Японии просто невозможен. Ладно, реорганизацию и перестройку придётся отложить до лучших времён.

— Что?

— Что-нибудь… ещё не в порядке?

— Это вас, к счастью, совершенно не касается. Надеюсь, и не коснётся.

— Мне кажется, вам… тоже нужно отдохнуть.

— Больше вам ничего не кажется? — вкрадчиво осведомился Гурьев, с мстительным удовольствием наблюдая, как врач скукоживается под его взглядом. Он был готов размолотить этот госпиталь в щебёнку – вместе с персоналом и ни в чём не повинным оборудованием. Поймав себя на этом странном желании, кажется, ровным счётом ничем не обоснованном, Гурьев удивился и почти взял себя в руки, решив проанализировать своё настроение попозже. Похоже, мне и вправду требуется отдых, подумал он с неудовольствием. — Извините, доктор. Вероятно, вы правы.

— Хотите, принесу вам бренди? Или виски? Мне самому необходимо выпить, — робкая улыбка нерешительно прорезалась на лице врача. — Я до сих пор просто не могу поверить…