Вечный сдвиг - Елена Макарова

– За ним не угонишься, – подхватил Смертянский. – Зашли в супер, пока выбрали, пока заплатили… он раз, и ущипнул. Неадекватное поведение.

– Идите-ка вы, ребята, пить к себе, – сказал я им. – Завтра приходите, за переводом.

«В чрезвычайной ситуации ввиду отсутствия консенсуса по вопросу соблюдения декларации и диктата ортодоксов при наличии арабско-фундаменталистского окружения, причем левое крыло правой группировки…», – нет, хватит, решил я и пошел за сигаретами. Мою центральную улицу мыли из брандспойтов, смывали вчерашнее. В помещении кафе стучали молотки. В доме напротив устанавливали новое стекло в витрину. Человек, который хотел спасти мир, спал в психушке, в двадцати километрах от Иерусалима. Или не спал, рассказывал санитару, что он знал про теракт еще вчера. И что расправился с начальником Шабака…

У подъезда уже стояли Смертянский и Дулин.

– Нам тут звонил Савелий… Нам нужно срочно забрать… его портфель… там материалы обличительного характера…

Я отдал им портфель Савелия. Но они и не думали уходить. Они не спали всю ночь. Борода Смертянского походила теперь не на млечный путь, а на мочалку.

– Дрались за идею? – пошутил я.

Дулин покраснел. Смертянский отвернулся.

– А где Трахман?

– Выдохся и уснул, – сказал Дулин и втянул голову в плечи настолько глубоко, что мочки его крупных ушей завернулись. – Слушай, друг, нам нужен перевод, и позарез, – Дулин провел ребром ладони по шее Смертянского.

Я отдал им перевод, невычитанный.

Спасибо большое, – сказал Смертянский и вынул из внутреннего кармана свиток, – это последнее, очень-очень важное дополнение в свете вчерашнего события…

Списки убитых?

Дулин распрямился и строго посмотрел на меня.

Списки тех, кто могут быть убиты и будут убиты, если мы вовремя не примем меры, – сказал он и, вручив мне свиток, быстро пошел вперед. Смелянский еле поспевал за ним. Из-за портфеля Савелия он не мог нести в руках бороду, и она развевалась, как стяг.

Вы мне поперек глотки стали!

Нет уж, вы идите вон по-хорошему.

Я бы сделал из вас котлету.

Да чтоб оно лопнуло!

Давайте прекратим наши отношения!

Не говорите длинно.

Уходите до этого.

С удовольствием, но не сегодня.

Обязательно.

Нет. Но я вас провожу, и с удовольствием.

Не провоцируйте меня на грубость.

Вы – сама чистота. Так и тянет посадить на вас пятно.

До аптеки, пожалуйста. Дальше ноги не идут.

В таком тоне я не желаю откровений!

Идите вон по-хорошему.

Не делайте из меня эхо!

Ваши грубости ранят женское сердце.

Сердце от любви не лопается, а разрывается!

Нет! Вместе нам тяжело, но порознь – лучшей пары не сыскать!

Сейчас у меня сердце разорвется.

Проводите меня домой.

А завтра проводите?

Значит, встретимся завтра?

Так я не согласна. Дайте слово, что мы встретимся. Тогда я уйду.

Вы – грязный тип!

Тогда проводите до аптеки.

У меня от вас живот расстраивается.

Мне надо в уборную!

Но вы меня нашли.

И зачем же вы проснулись?

Увидели? Всего хорошего!

Но мы уже пришли.

Мне уже не нужно.

А если постараться?

Так мы уже рядом с аптекой.

Что вы берете от живота?

Ну уж нетушки! В уборной вы от меня в прошлый раз прятались!

Это было фуй! Я еле заснула после этого.

Чтоб вновь увидеть вас.

Постойте, мы же шли в аптеку.

Но мы же не зашли и не купили лекарства.

После свиданий Лев Семенович готов лезть на стенку. А Эсфирь Иосифовна довольна. Во-первых, последнее слово остается за ней, во-вторых, есть положительная динамика в отношениях. Все, что со знаком минус, она и так знает: 1) дурное воспитание (взрывается и грубит), 2) скверное образование (не дочитал до конца «Первую любовь» Тургенева), 3) тяжелая судьба (остался в детстве без родителей), 4) слепота.

– Если б он видел, кого от себя отталкивает! – вздыхает Эсфирь Иосифовна, подает библиотекарше Зельде тему для разговора. Та любит давать советы, а Эсфирь Иосифовна любит давать отпор.

– Эсфирь, опирайтесь на свои внешние данные! Действуйте ростом и осанкой. Вы же начитанная женщина. Читайте ему вслух. Голос – это инструмент любви.

– Ему этого не надо. Ему надо, чтобы я от него отстала.

– Отстаньте. Начните встречаться с другим у него на глазах.

После свиданий Лев Семенович готов лезть на стенку. А Эсфирь Иосифовна довольна. Во-первых, последнее слово остается за ней, во-вторых, есть положительная динамика в отношениях. Все, что со знаком минус, она и так знает: 1) дурное воспитание (взрывается и грубит), 2) скверное образование (не дочитал до конца «Первую любовь» Тургенева), 3) тяжелая судьба (остался в детстве без родителей), 4) слепота.

– Если б он видел, кого от себя отталкивает! – вздыхает Эсфирь Иосифовна, подает библиотекарше Зельде тему для разговора. Та любит давать советы, а Эсфирь Иосифовна любит давать отпор.

– Эсфирь, опирайтесь на свои внешние данные! Действуйте ростом и осанкой. Вы же начитанная женщина. Читайте ему вслух. Голос – это инструмент любви.

– Ему этого не надо. Ему надо, чтобы я от него отстала.

– Отстаньте. Начните встречаться с другим у него на глазах.

– Что мне это даст?

– Ничего. Тогда подберите к его сердцу правильный ключик.

– Ох, Зельда! Будь у меня хоть все ключи на свете, я не могу отпереть ими стену!

Пришел клиент с полной авоськой книг. Сдать и взять. Зельда списывает с него литературу. Хороший человек, начитанный. Взгляни на него, Эсфирь! Боже сохрани! На что ей этот стручок! Как она выйдет с ним в город?!

И все же они вышли в город вместе. Она налегке, с томиком Куприна под мышкой, а он с полной авоськой книг.

– Читаю на идиш.

– Так это же мертвый язык!

– Раз я читаю, значит он не мертвый. И не один я. Моше Фридман и Хайка Засурская тоже читают на идиш. Они живут в нашем доме.

– А я живу в своей квартире.