Литературный призрак - Дэвид Митчелл

Теперь берем следующее препятствие в этом барьерном беге: автоответчик.

«Марко, это Венди. Я обещала какое-то время не звонить, я помню, но не могу удержаться. Прости. Все так здорово вышло! Я поступила в Сент-Мартин! Подумала, тебе будет приятно узнать. Сегодня сказала боссу, что увольняюсь. Как ты советовал. Взяла и сказала. Решительно. Без всяких там околичностей. И дело с концом! Ты считаешь, что нам нужно сделать паузу в отношениях, я помню. Но если захочешь отпраздновать со мной это событие, я куплю бутылочку недорогого шампанского и приготовлю на ужин, что ты захочешь. Позвони мне. Хорошо? Венди. Ti аmо, bellissimo[68]. Чао».

Бедная девочка. Ну ничего, она забудет обо мне в своем гуманитарном колледже и там же довершит свое женское образование. Одно сообщение минус. Еще три, и за любым может стоять Диггер.

«Привет, Марко. Прости, что беспокою тебя. Говорит Тим Кавендиш. У нас в семье небольшой кризис. Похоже, юридическая контора моего брата в Гонконге накрылась. Возникли кое-какие проблемы… Вмешалась китайская полиция, активы заморожены и все такое прочее… Может, заскочишь на следующей недельке, поговорим… Не знаю, смогу ли я теперь издать книгу Альфреда… Да… Мне ужасно жаль… Пока».

Лучше бы это был Диггер.

«Марко, это Роб. Я ухожу из группы — смотаюсь в Сан-Франциско, нужно срочно перепихнуться с Максин. Счастливо».

Да ради бога. Роб уходит из группы каждый месяц. Я в это время просто не пишу песен, в которых есть партия колокольчиков, только и всего. Остается последний барьер. Хоть бы не Диггер. Если он не сможет связаться со мной, значит, не сможет пригрозить.

«Дорогой Марко! Это я, Диггер со студии „Пыльная лачуга“. Как ты поживаешь? Я прекрасно, спасибо. Хочу чисто по-дружески напомнить, что ты должен нам сто пятьдесят фунтов. Если не заплатишь в пятницу до трех часов, то в среду я сдам твои барабаны в комиссионный на Тотнем-Корт-роуд, а на вырученные гроши куплю нашим уборщицам шоколадок. С наилучшими пожеланиями. Любящий тебя дядя Диггер».

Еще издевается, сукин сын. Сколько шуму из-за жалких полутора сотен! Господи, я же артист. Если б ему задолжал Мик Джаггер, он бы так не вонял, я уверен. Ладно, как-нибудь да выкручусь.

По вечерам я люблю распахнуть окна и сидеть, размышляя, пока комната сливается с сумерками за окном. Но сегодня нужно успеть посрать, принять душ, выкурить косячок и немного поспать — именно в такой последовательности, и все это до половины десятого, когда мы с Джибриэлем встречаемся в баре внизу.

Звоню Поппи, а у нее занято. Приступ ревности, который не на ком разрядить. Голубь садится на подоконник и окидывает взглядом мою комнату. Может, тот самый сукин сын, чье засохшее дерьмо я смыл только что с волос?

У меня мания голубиного преследования.

Теперь косячок под Кири Те Канаву[69]. Спасибо Джошу за траву. Забавно: иметь кучу женщин, не имея ни гроша в кармане, принадлежать к «поколению икс» и быть одиноким.

Моя комната здорово смахивает на методистскую церковь. Я сам — больше на дикаря-язычника. Чего мне не хватает, так это старинного кресла в стиле одной из минувших элегантных эпох. Как у Кати Форбс. Странно. Я могу вспомнить ее кресло, ее перечницу или форму ее сосков, но только не ее лицо. Разве что родинку в форме кометы.

После душа, весь чистенький, сворачиваю косяк, затягиваюсь несколько раз, и очертания потолка расплываются. Ух! Торфяной костер в развилке золотой ветви… У Джоша товар наивысшего качества. И знакомое чувство счастья наполняет меня до кончиков пальцев и волос, будто я — Гулливер, связанный по рукам и ногам лилипутами. Дальше ничего не помню. Потом вдруг — луна в оконной раме, надо мной склоняется Джибриэль.

— Эй, Марко! Скорей одевайся, парень! Где твой парадный костюм?

На губах вкус резины. На часах — без четверти десять. Когда я в последний раз спал нормально, всю ночь с вечера до утра? Как Джибриэль раздобыл ключи от моей комнаты? Я всегда запираю дверь, когда курю.

— Зачем костюм? Куда мы идем?

— В казино!

Я слишком расслаблен, чтобы расхохотаться прямо ему в лицо.

— Не смеши мои тапочки. У меня долгов больше, чем у правительства Бурунди. Мне не на что играть в казино.

— Потому-то мы и идем в казино, Марко! Возьмешь куш и раздашь долги!

— А, разве что…

— Я познакомился с такими людьми, Марко! У меня беспроигрышная система!

Я больше не в силах сдерживать смех — он вышибает, что там его удерживало, и разносится над холмами.

— Что тут смешного, парень? Спятил?

Я и сам не знаю, что тут смешного. И вообще мне сейчас не до веселья. Это скорее истерика. Я беру себя в руки, вытираю слезы.

— Ничего смешного, Джибриэль, ничего. В казино не пускают кого попало. А я как раз кто попало.

— Не беспокойся, Марко. На выходные приехал мой богатенький кузен из Бейрута. Уж он, будь спокоен, не кто попало. Он такой о-го-го! В казино не хватит золота, чтоб обналичить его кредитные карты! Пошли. Сегодня удача тебе улыбнется!

— Ты плохо влияешь на меня, Джибриэль.

— А для чего ж еще я тебе нужен. Король Марко, повелитель царства добродетели, пожелал хоть немного побыть плохим. И узри! Истинно говорю, услышал его мольбу ангел Джибриэль! — Его глаза сияют в полумраке. — У тебя не осталось травки, капитан Маркотик?

В баре в Блумсбери мы встречаемся с двоюродным братом Джибриэля. Вообще я стараюсь воздерживаться от скоропалительных суждений, но тут сразу ясно, что он — первостатейное дерьмо. Даже не назвал свое имя. Бывает, встречаешься с человеком — и через десять минут понимаешь, что он никогда не отвлечется от своей персоны. Богатенький кузен даже не удосужился снять темные очки, такой он крутой. С ним иранец средних лет по имени Кемаль, который бежал от революции в семидесятые годы. Улыбка у Кемаля просто радиоактивная. Он хлопает в ладоши и говорит:

— Вперед! Если не ошибаюсь, госпожа удача сегодня в хорошем настроении. А вы, мой друг, — обращается он ко мне, — вы — фанат «красного и черного»?

— Нет, такой макияж не в моем вкусе, — говорю я и ожидаю взрыва смеха в ответ, но его нет как нет.

Возьми это на заметку, Марко. При арабах никаких шуток на трансвеститские темы.

— Сегодня я буду зрителем, — продолжаю, — У меня проблемы с деньгами.

— Замучили кредиторы? — размыкает губы Богатенький Кузен.

Слово «кредиторы» он произносит очень зловеще, и я радуюсь, что не принадлежу к числу его кредиторов. В первый раз Кузен заметил мое присутствие.