Легендарный Василий Буслаев. Первый русский крестоносец - Виктор Поротников

«Кабы Элеонора заговорила по-русски, вот тебе и вторая Любава!» – подумал Василий.

О королеве были и мысли Клотильды.

– Элеонора очень ревнива, друг мой, – заметила она. – Впрочем, я тоже. Ты не боишься, что мы можем разорвать тебя на части?

– Чему быть, того не миновать, – задумчиво проговорил Василий.

В этот миг ему нестерпимо захотелось домой! Василию не было никакого дела ни до Элеоноры, ни до Клотильды. Разве они обе могут сравниться с Любавой!

Пробыв в Лаодикее два дня, войско крестоносцев углубилось в засушливые предгорья Писидии. Путь христианской рати лежал в Киликию.

Горы встретили идущее войско крестоносцев холодными ветрами и снежными заносами на перевалах. Горные дороги больше напоминали тропы, двигаться по которым можно было только гуськом, ведя лошадей в поводу.

На одном из подъемов мулы поскользнулись на обледенелой тропе и сорвались в пропасть, увлекая за собой повозку и сидящего в ней Данилу.

Долго звучал в ушах у Василия отчаянный человеческий крик, оборвавшийся глубоко внизу и повторенный чутким горным эхом. Василий стоял у края пропасти, крепко держа под уздцы храпящего жеребца, а у него за спиной сплошной чередой шли закутанные в плащи крестоносцы. Бледное зимнее солнце тускло отсвечивало от их островерхих шлемов.

В тот день сорвались в бездну еще несколько повозок и больше двадцати воинов.

На первой же стоянке в горах Людовик, по совету Фридриха Швабского, приказал оставить все повозки, а кладь с них навьючить на мулов и лошадей.

На ночь русичи, оставшиеся без палаток, устраивались на голой земле возле костров, поддерживать пламя в которых должны были сменяющиеся часовые. Василий, также собравшийся ночевать со своими ратниками, неожиданно встретил отпор от некоторых из них.

– Проваливай к своей баронессе! – огрызнулся на Василия Яков Залешанин. – Она погреет тебя в своем шатре лучше костерка.

– И впрямь, Вася, чего тебе возле нас тереться, мы – люди маленькие, не бароны и не графы, – подал голос Домаш. – Ступай отсель.

Василий опешил, не зная, сердиться или нет.

– Вы чего это удумали? – прикрикнул он на друзей. – Старший я над вами или уже нет?

– Мы тебя старшинства не лишаем, – сказал Фома. – Просто просим, чтобы не мелькал ты здесь. Вот и все.

Ругнувшись себе под нос, Василий зашагал прочь, ненароком толкнув плечом Пересмету.

– Ишь, разобиделся! – промолвил Потаня, глядя вслед Василию.

– Ничего, – проворчал Яков Залешанин, – будет ему вперед наука. Пусть знает Василий, коль изменит он вере православной, то друзей потеряет. Француженка Василию нас не заменит, как бы хороша она ни была. Верно я говорю, Домаш?

– Верней не бывает, – отозвался тот.

Клотильда сидела на низенькой скамеечке перед жаровней с раскаленными углями, закутанная в теплый плащ, подбитый лисьим мехом. Шатер баронессы Бельфлер был очень небольших размеров по сравнению с шатрами графини Тулузской и герцогини Бульонской. С ростом и статью Василия здесь было просто негде повернуться.

– Ты соскучился по мне или просто пришел погреться? – насмешливо обратилась к Василию Клотильда.

Неловко потоптавшись на одном месте, Василий присел на корточки возле жаровни. Он никак не мог прийти в себя после дерзкой выходки своих дружинников.

Из соседних шатров доносилась музыка – где-то звучали лютня и рожок, – два женских голоса выводили красивую мелодию на французском языке. Слышались другие женские голоса и смех; где-то неподалеку громко спорили два мужских голоса; перекидывались репликами снующие туда-сюда слуги. Возле шатра графа Орлеанского звучала отборная брань. Стучали молотки в походной кузнице; рядом кто-то с шумным придыханием рубил дрова…

Стан еще не спал, хотя ночь уже опустилась.

Они сидели и молчали – французская баронесса и русский витязь.

Василию вдруг стало любопытно, о чем думает эта миниатюрная молодая женщина с такими серьезными внимательными очами.

Василий покопался в памяти, подбирая нужные слова по-французски, затем спросил:

– Я сильно отличаюсь от твоего покойного мужа?

– Как огонь и вода, – ответила Клотильда.

Василий вгляделся в эти близкие женские очи, озаренные красноватым светом углей, такие живые и одухотворенные. Ему показалось, что только через эти глаза он сможет постичь всю душевную глубину этой женщины.

Клотильда расценила долгий взгляд Василия по-своему, решив, что он хочет побольше узнать о ее первом муже.

– Мой почивший супруг был очень грубым и распутным человеком, – медленно заговорила Клотильда. – Совместную жизнь с ним я до сих пор вспоминаю с содроганием. Он умер не так давно, всего два года тому назад.

Заметив странное выражение на лице Василия, Клотильда умолкла.

Василий встал перед ней на колени и прижался лицом к ее плечу.

– Я тоже очень порочный человек, Клотильда, – прошептал он. – И в крестовый поход я отправился, чтобы искупить свои грехи перед Господом.

– Если ты сознаешься в своих грехах, значит, ты не настолько порочен, – мягко промолвила Клотильда.

Ее маленькая рука, вынырнув из-под плаща, коснулась растрепанных волос Василия.

Они провели ночь на одном ложе, не снимая одежд и укрывшись плащом Клотильды.

Утром начался подъем на очередную горную гряду, над которой поднималось солнце, озарившее радостным светом мрачные расселины и лиловые вершины.

Впереди двигались воины Фридриха Швабского. Они-то и наткнулись на засаду сельджуков. Оседлав дорогу, сарацины завалили ее камнями.

Полдня крестоносцы пытались пробиться через этот заслон, но им не помогли ни отчаянная храбрость графа Орлеанского и Гийома Неверского, ни уловки герцога Швабского, старавшегося выманить сельджуков из-за камней.

Проводники сказали Людовику, что есть обходная дорога.

– Только с конями там не пройти, – добавили они.

Людовик отобрал из всего войска три тысячи крепких молодых воинов.

Затем король собрал военачальников и обратился к ним:

– Мы сможем преодолеть это препятствие, если ударим сарацинам в спину. Благородные сеньоры, кто из вас отважится возглавить этот отряд? Проводники укажут обходную тропу, но вполне может быть, что сарацины о ней тоже знают. Если и там будет вражеская засада, то уповать придется лишь на Господа и собственный меч.

Я не могу вам приказывать, мои верные вассалы, ибо не хочу своею волей отправлять никого из вас на возможную гибель. Пусть выйдет вперед тот, кто готов ради спасения всего войска пожертвовать, быть может, и своей жизнью.