Закон сильного - Ярослав Денисенко

Здесь было опасно, как и везде в Стрелке. И все же в других районах нужна причина, чтобы заинтересовать местных бандитов. Незнакомая рожа, добротные вещи или подозрение на припрятанный кошелек. В Черных кварталах могут пристукнуть просто так. Потому что какому-нибудь любителю южанки привиделось в бреду нашествие ящеролюдов и вы в роли его предводителя. Но зато здесь отсутствует опасность напороться на серьезную многочисленную банду. И вообще привлечь чье-то внимание. Равнодушие и апатия – вот основные черты здешних обитателей. Все, в ком осталась хоть искра, хоть тень жизнелюбия, сумели вырваться. Прибиться к бандам, податься в ученики к мастеровым… В Черных кварталах нельзя жить. Здесь можно лишь умирать, медленно, неумолимо поддаваясь окружающему беспросветному отчаянию.

Перед глазами плыло и двоилось. Моих сил едва хватало, чтобы отслеживать направление в переплетении грязных переулков, похожих друг на друга, как покойные уроды Башмаки, чтоб им перерождения не видать! Кометы, не хватало еще потерять сознание, да и сдохнуть посреди Черных кварталов в объятиях роскошной девчонки, к которой даже под юбку слазить толком не успел. Сложно представить конец позорнее.

Улицы словно растягивались под ногами, чтобы продлить наш путь. Я уже начинал всерьез подозревать, не заблудился ли, когда вместо очередной обшарпанной стены впереди показался покосившийся темный забор.

Северная окраина, примыкающая к Ринскому тракту, больше напоминала деревню, чем городской район. Богатством она тоже не отличалась, но после Дурманки ее ветхие лачуги казались едва ли не чародейскими особняками. Для довершения сходства с деревней здесь имелось даже подобие речки: болотистая длинная лужа, приток Пьянчугиной Пропасти. Когда-то здесь и впрямь протекала речушка. При строительстве города ее пересыпали, а воду отвели в защитный ров. Но столетия запустения не прошли даром. Природа начала брать свое, речка пыталась вернуться к проторенному некогда пути. Размылись и рухнули каменные своды, перекрывающие подземные водяные жилы, на дне бывшего русла то и дело пробивались новые родники, а ближайшие к нему огороды все больше напоминали собой болото. Хуже того, плыли и обваливались сами дома, и восстанавливать их на прежнем месте не имело никакого смысла. Плывун – так называлось это место. Здесь заправлял делами Аврис Пузо, в свою очередь не ступавший шагу без оглядки на Безухого. Главарь серьезный, беспредела у себя не допускавший.

Только бы не напороться на кого-нибудь из его людей – тогда конец всей моей затее. За такие дела Пузо церемониться не станет, прямо в старице меня и утопит.

Одно хорошо: на жмущиеся к заборам фигуры, что пробираются задами к небольшому домику на холме, здесь давно не обращали внимания.

Нам повезло дважды. Во-первых, не наткнуться на соглядатаев. А во-вторых, увидеть красную ленточку на ручке входной двери. Ее Малта Кошка привязывала в качестве сигнала о том, что хозяйка дома одна и к ней можно заходить, не рискуя вломиться в разгар общения с другим гостем.

Отвязав от двери этот приметный символ, я тяжело ввалился в полутемные сени. Чародейка, до сих пор не отошедшая от пережитого и увиденного, тенью скользнула следом.

Заслышав гостей, Малта появилась на пороге и в удивлении застыла, узнав меня. Первые ее слова оказались ровно такими же, как у дядьки Ральта:

– Чертополох? А я слышала…

Отличалось продолжение. Изумленно похлопав бесцветными редкими ресницами, Кошка расплылась в улыбке, демонстрируя кривые, непропорционально большие зубы:

– Живой, хвала звездам! А на рынке-то вовсю болтали, будто тебя чародеи уморили.

Тут Кошка заметила Тианару, и затаенная надежда в ее глазах сменилась разочарованием, а потом и вовсе недоумением. К Малте Кошке гости ходили в общем-то за одним. И наличие посторонней девчонки совершенно не вписывалось в рамки этого занятия. Две женщины уставились друг на друга, как настоящие когтистые хищницы, готовые передраться за территорию и оценивающие противницу перед схваткой. Кажется, результатами не впечатлились обе. Так, пора пресекать эти дела.

– Кошечка, звездочка, чародеи у нас на хвосте, – сообщил я без долгих вступлений. – Спрячь нас, за благодарностью дело не постоит.

После такого заявления любой житель Стрелки выставил бы опасных гостей с порога, немедля. Да и не только Стрелки.

Кошка лишь всплеснула руками:

– Родители Небесные, страсть какая! – Ее взгляд, обращенный на Тианару, потеплел и наполнился сочувствием. – Да вы заходите, заходите!

Проскользнув вперед, хозяйка скрылась за перегородкой, отделяющей кухню, и вскоре появилась с солидным чугунком в руках.

– Небось проголодались совсем?

Это была вторая страсть Малты – кормить до отвала парней, осчастливленных долгожданным опытом.

Я устало опустился на широкий сундук, укрытый пестрой, сотканной из старого тряпья дорожкой. Нет таких вещей под звездами, что заставят уличного парня отвергнуть предложенную еду…

Это оказалось последним, что я успел подумать. Но в охватившей меня сонной одури слишком лениво было ворочать языком. Прикрыв глаза, я слушал, как Малта скребет ложкой по стенкам котелка. Вот разложит похлебку по мискам, тогда и открою.

Когда мне удалось наконец разлепить веки, темно было, как под беззвездным небом. Я лежал на сундуке, свернувшись замысловатым кренделем. Чьи-то заботливые руки успели подсунуть под голову подушку и даже подставить скамейку под безнадежно свисающие ноги. «Храните звезды Кошку!» – подумал я, сообразив, где нахожусь.

Вторым, о чем я вспомнил, был пропущенный завтрак. Или ужин? Ящеролюды его теперь разберут.

До чего же тихо, даже в катакомбах такого не было! Странно.

От третьего воспоминания я подскочил на месте как ужаленный. Кометы, я ведь лишился магии!

А когда-то мне казалось, что грохот чужих контуров среди ночи – наказание звезд на мою голову… Окружающая тишина давила. Вот же гадство, что за паршивое ощущение!

В доме Угря я слишком долго провалялся в беспамятстве, чтобы запомнить, как все было. А вот после неудачного опыта на поляне магическое зрение восстанавливалось дней десять. Я еще, помнится, надеялся, что проклятый дар пропал с концами, да не тут-то было. Теперь я не мог даже представить худшего исхода. Как-то незаметно для самого себя я перестал воспринимать магию как смертельный приговор с мучительной отсрочкой. Она была неотделимой моей частью, моим другом, моей страстью, моим оружием. Магия манила и бросала вызов одним своим существованием. Неспроста сгущение поля било по мозгам не хуже южанки. Как законченный курильщик, я уже не мог представить жизнь без этого дурмана.

Вернется ли дар обратно или мое бездумное сорвиголовство обернулось боком? Я не запомнил и половины всего, рассказанного Тианарой по дороге, уж больно худо мне было. Но то, что внешние слои не рискуют трогать даже самые умелые из магов, чародейка говорила точно. В общем-то мало кто это и умеет. Выходит, что в силу своего невежества я творил невозможное лишь потому, что понятия не имел, как оно сложно. Два раза это сходило мне с рук, а что насчет третьего?