Один человек и один город - Вероника Евгеньевна Иванова

мышцы пошли в рост от нагрузок. Надо будет скорректировать, чтобы развитие шло гармонично и…

Господи, о чем я думаю? На кой черт теперь нужны старые правила? Разнесет? И пусть. Может, люди бояться начнут, и мне спокойнее будет.

– Прямо как на тебя сшита!

А сплюнул-то как зло… Завидует. Понимает, что мечту уводят из-под носа.

– Возьмем? Смотри, как тебе хорошо!

Я бы посмотрел, но из зеркальных поверхностей в моем распоряжении только взгляды. У Карлито – слишком мутный. У Лил – слишком сияющий. Ослепнуть можно, если заглянуть.

– Ладно, уговорила.

– А это не хочешь примерить?

– Одну вещь в одни руки!

– А у нас двое рук на двоих!

Язык у неё розовый, длинный и острый. Причем буквально: заметно сужается к кончику.

– Сказано нет, значит, нет!

– Это кто сказал? Ты, что ли? А ты вообще тут кто?

Согласно историческим исследованиям, в давние времена принято было пускать вперед женщин. Туда, где можно встретить угрозу. И ученые полагают, что причиной тому была низкая стоимость женской жизни. Наивные глупцы, что ещё можно сказать? Если пустить вперед кого-то вроде Лил, идущей следом фаланге рыцарей просто нечего будет делать: девица изведет врага собственноручно. Вернее, собственноязычно.

– Что за крики? Карлито, я слышала твой голос. Возникли какие-то проблемы?

О, а вот и кавалерия прибыла. Амазонки. В количестве всего двух, зато каких!

С матерью Хэнка я был знаком не слишком хорошо. Сеньора Тереса Томмазо дель Арриба мудро оставляла своему сыну простор в личной жизни и никогда не навязывала свое общество молодым людям без особой на то нужды. Её легко было представить на террасе с вязанием или вышиванием, ещё легче – окруженной стайкой внуков и правнуков. Очень домашняя женщина. И обычно очень спокойная, в отличие от сегодняшнего дня. Но к восстановлению порядка приступила вовсе не она, а та, кому это полагалось, так сказать, по должности.

– Я задала вопрос, Карлито.

Элена-Луиза бывает строгой чаще, чем это можно предположить, глядя на хрупкую фигурку и набожно скрещенные на талии ладони.

– Простите, сеньора. Это больше не повторится.

Ага, сразу пошел на попятную. Значит, ему все-таки попадало от моей матери? Странно. И когда только успевала?

– Охотно верю. Однако, может быть, расскажешь, что именно ты обещаешь не повторять?

Лицо Карлито начало каменеть. Наверное, он смог бы таким образом отмолчаться и отделаться от неприятного разговора, но в спектакле были заняты и другие актеры. Причем не на последних ролях.

– Он не хочет отдавать нам одежду!

– Вот как?

Элена-Луиза ласково и чуть рассеянно улыбнулась, поворачиваясь к виновнику беспорядков.

– В следующий раз тебе непременно стоит послушать службу. Я позабочусь о том, чтобы так и случилось. А пока будь любезен следовать инструкциям. Даже если сердце велит тебе иное.

Все, о Карлито можно забыть. Как об активном участнике событий. Он ещё долго будет бешено дышать и смотреть налитым кровью взглядом, но не посмеет ни открыть рот, ни двинуться с места.

– Берите все, что пожелаете, молодые люди. Надеюсь, эти вещи принесут вам пользу.

– Они хороши, Элена, - мать Хэнка провела ладонью по другой рубашке, сливочно-белой. – Очень хороши. Но я не видела их на твоем муже.

– Это не его.

– А чьи же? Их много, подобраны со вкусом… Целый гардероб. Готовила кому-то подарок?

Элену-Луизу, оказывается, тоже можно смутить?

– Я… не помню, по какому случаю их покупали. Может, действительно, хотели подарить. Твоёму Алехандро, например.

– О, Алехандро! – теперь помрачнела и Тереса.

– О нем что-нибудь слышно?

– Ни слова. Раньше он никогда не уезжал так надолго, не поставив нас в известность. Хотя, разумеется, дела бывают разного свойства. Его могли вызвать в один из филиалов компании по конфиденциальному вопросу, и тогда это все объясняет.

Как все просто. Выходит, Хэнка пока не хватились? Бизнес и все такое прочее – отличная отговорка. Удобная, логичная, успокаивающая. А впрочем, и хорошо, что не бьют тревогу. Потому что если начнут звонить во все колокола…

Я бы лично не смог посмотреть в глаза его матери. Виноват, не виноват, неважно. Хэнк был со мной, а теперь его нет. Надеюсь, что нет только пока.

– Удачных вам приобретений, молодые люди!

– Спасибо, сеньора!

Ох, какие мы гордые… Правда, повод есть: не с каждым супруга сенатора запросто разговаривает посреди бела дня.

– Вот это нам заверни. И это. И ещё вон то!

– Тут тебе не магазин, малявка.

Так шипит змея в траве. На занесенную над ней ногу.

– Слышал, что тебе велели?

По части стервозности они, пожалуй, примерно равны. Моя мать и Лил.

– Не поленюсь ведь, догоню сеньору. И когда она узнает, что её приказания у прислуги в одно ухо влетают, а в другое выле…

Вряд ли девчонка намеренно произнесла это ненавистное для Карлито слово. «Прислуга». Скорее даже не задумывалась, а говорила о том, что видит перед собой. Правду говорила, то есть. Правду, от которой у сына Консуэлы всегда сводило скулы.

Конечно, он не полезет в драку. Нет, вовсе не потому, что перед ним особа женского пола. Она живет в Вилла Баха, а значит, не стоит и короткого взгляда. Она – букашка, ползающая где-то внизу, тогда как сам Карлито…

– Они всегда нас побеждают. Не стоит зря тратить силы на такую борьбу.

– А на какую стоит? – огрызнулся мой прежний слуга. – На твою, над которой смеются все, кому не лень?

А вот это новость. И не слишком приятная для Эсты. Хотя, справился он достойно: почти не дрогнул лицом. Так, скривился немного, притворяясь, что улыбается.

– И тебе хорошего дня, Карлос.

Возможно, не держи Норьега под руку белокурую сеньориту Толлман, разговор между двумя приятелями вышел бы более мужской. На языке увесистых жестов, то есть.

Часть 3.6

– Ты давай, давай! Заворачивай! – Лил почувствовала, что фокус внимания смещается в другую сторону и поспешила напомнить о себе.

– Добрый день. Франсиско, я правильно запомнила?

А смотрит-то как! Пожирает взглядом. Уж не потому ли, что припомнила недавнюю встречу с мусорщиком и…

– Вам идет этот цвет.

На самом деле не очень. Если верить консультации стилиста. Рубашка была заказана исключительно для комплекта. Чтобы я хоть в чем-то гармонировал с одним из парадно-выходных маминых нарядов.

– А по мне – слишком ярко. Для Низины.

Она должна была понять намек. Несложно ведь, да? Наши стороны улицы – разные, сеньора, а движение транспорта слишком сильное.

– Яркие пятна случаются повсюду.

Эста соображал быстрее своей спутницы. Самую малость. Впрочем, это и ожидалось: он же был свидетелем