Распутин. Вера, власть и закат Романовых - Дуглас Смит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И в завершение разговора он сказал: «А чтобы тебе было ясно, кто я, я скажу: я – Распутин».
Разумовский был потрясен. Перед ним сидел человек, о котором написаны такие ужасные вещи, вокруг которого ходит столько слухов! Невероятно! Рядом с ним сидел человек спокойный, искренний, бесхитростный, с «почти детской улыбкой». И репортеру стало ясно, что отношение к Распутину никак не связано с самим этим человеком, но только со временем: «Этот человек слишком несложен и ясен для того, чтобы приписывать ему игру; он прост и скромен для того, чтобы видеть в нем героя. Он даже не загадка для наших дней, а просто жертва пошлости того жалкого века, когда нет ни героев, ни праведников, а осталась одна червоточина, и когда лошадям, их предкам, их настроению и потомству отводится в миллион раз больше внимания, чем человеческой душе, никому уже не нужной, никого не интересующей и превращаемой в машину».
Разумовский увидел в этом человеке нечто удивительное и замечательное:
«Пожалуй, он единственный, кто верно говорил о том, что восприимчивая и мягкая русская душа, легко увлекающийся и артистический русский дух и мощная и уникальная русская культура, столь далекая от узких практических реалий жизни, открывают новые горизонты жизни, обладают неотразимой притягательностью, и любые попытки других наций поработить нас по самой своей природе ведут к обратному: к нашей духовной победе над ними»1.
Еженедельник «Дым Отечества» был сугубо националистическим изданием. С 1912 года эту газету выпускал Александр Гарязин, предприниматель, публицист и основатель Русского национального клуба и Русского национального союза. Он не был черносотенцем, как Илиодор, но все же утверждал, что русские – это первый и главный народ империи. «Только при торжестве русского самосознания и при главенстве русского народа на имперской территории и на всех ступенях государственной власти возможен спокойный прогресс для сотен народностей, вкрапленных в русскую», – заявлял Гарязин. Он был одним из немногих в России, готовых открыто принять Распутина и публично выступить против его врагов, таких как архиерей Иоанн Восторгов. Гарязин категорически отказывался идти в одном ряду с другими монархистами2. Действительно ли Разумовский случайно встретился с Распутиным в поезде? Действительно ли у них состоялся такой разговор? Это неизвестно, но и не важно, поскольку самое главное заключалось в том, что влиятельные люди уже готовы были публично поддержать Распутина.
Статья в еженедельнике стала превентивным ударом по врагам Распутина. Говорили, что представители левых партий в Думе снова хотят поднять вопрос о нем. Распутин почувствовал это и отправил раздраженную записку Ольге Лохтиной, обвиняя во всем Илиодора и его царицынских союзников. О планах Думы узнал и Николай. Он приказал министру внутренних дел Маклакову немедленно прекратить подобные действия, а тот передал приказ царя Родзянко, который дал слово, что имя Распутина не упоминалось в Думе, а если кто-нибудь утверждает обратное, то он просто лжет3.
Противники Распутина нанесли удар в марте. В духовно-религиозном журнале «Отклики на жизнь» появилась статья «Наше время». Автором и издателем журнала был московский священник Владимир Востоков, тот же самый, который три года назад написал целый ряд статей, направленных против Распутина. Весной Востоков встретился с фрейлиной императрицы, княгиней Оболенской. Встреча произошла в московской квартире семейства Тютчевых, потомков великого русского поэта XIX века. Естественно, разговор пошел о Распутине. «Пожалейте царя, – сказал Востоков княгине, – пожалейте Россию, пожалейте все наше будущее! Гоните этого хлыста, бродягу и мошенника из столицы! Отправьте его назад в его деревню без права покидать ее! Вспомните предостережение Божие: “Изгоните нечистого от царя, и престол его спасен будет!”» Оболенская ответила, что она уже пыталась, но ничего не вышло. На следующий день с той же просьбой обратились к премьеру Коковцову, но он сказал, что все попытки бессмысленны, и просто пожал плечами.
Примерно в то же время Востоков узнал, что его журнал был одобрен для духовного просвещения великих княгинь Ольги и Марии. И тогда ему в голову пришла идея. Почему бы не обратиться прямо к царской семье со страниц «Откликов на жизнь»? Статья «Наше время» являлась аллегорией. Автор описывал прекрасное, богатое русское поместье, где живет добрый, но наивный помещик со своей женой. Помещик настолько доверчив, что всякие бесчестные люди откровенно пользуются им, а жена помещика подпадает под очарование некоего бродяги, который оказывается хлыстом. Обманщик соблазняет всех служанок. В местном трактире он похваляется своей силой, пьет и пляшет. Верные слуги помещика пытаются открыть ему глаза на истинную натуру этого человека, но он слишком наивен, слишком пассивен, слишком слаб, чтобы действовать. Кроме того, он не хочет огорчать свою жену, отослав человека, который ей так нравится. Со временем все добрые и честные люди покидают поместье, а их места занимают злодеи и обманщики. Люди совестливые уезжают, остаются только слабые трусы и льстецы, но и их дни сочтены. Страдающие простые люди теряют терпение и начинают требовать ответа от помещика. Их мир строится на древних истинах. «Почему же этот мошенник приобрел власть? – спрашивал автор статьи. – Мы заблудились, и вместе с нами погибает наше поместье».
Смысл статьи Востокова был очевиден. За такую наглость Востоков был наказан. 1 мая обер-прокурор Саблер убедил Синод подвергнуть журнал официальным церковным санкциям. Отныне все номера журнала подвергались предварительной цензуре, а Востокова перевели из московского прихода. Прихожане пришли в ярость. Они обратились за помощью к Элле, которая всегда поддерживала Востокова. Элла пообещала сделать все, что будет в ее силах. 11 мая в Москве она переговорила с Саблером и передала ему прошение о том, чтобы Востоков остался в Москве. Но в просьбе было отказано. В том же месяце через Москву проезжал император. Группа видных священнослужителей подала ему аналогичное прошение. Николай прочел документ и передал его Саблеру со словами: «Скажите просителям, что отец Востоков затронул в своем журнале мою семейную жизнь». Прошение вновь было отклонено. В августе было принято решение перевести Востокова в Коломну, близ Москвы. 1 сентября Востоков отправился в путь пешком. Его сопровождали сторонники и прихожане. С разрешения московского митрополита Макария (Михаила Невского) прихожане вручили Востокову большой золотой наперсный крест с надписью «Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное. Сентябрь 1913». Смысл надписи был очевиден. Но это были не просто слова – даже само дарение креста было актом неповиновения: священники могли носить золотые наперсные кресты только с позволения Святейшего синода, какового, естественно, в данном случае не имелось. Когда Макария спросил и об этом, престарелый, но хитроумный иерарх ответил, что он позволил сторонникам Востокова подарить крест, но никогда не говорил, что Востокову можно его носить4.
Этим поступком Макарий явно показал, что его симпатии на стороне врагов Распутина, но в глазах многих он являлся одним из вернейших его союзников. Говорили, что свое назначение в ноябре 1912 года он получил благодаря влиянию Распутина. Слухи эти ходили несмотря на то, что Макарий никогда не встречался с Распутиным. Единственный грех Макария заключался в том, что он получил от Распутина поздравительную телеграмму. Для многих этого оказалось достаточно, чтобы записать митрополита в ряды сторонников Распутина. И Макарию так никогда и не удалось смыть это пятно: вскоре после Февральской революции во время охоты на ведьм он лишился своего поста из-за чисто мифических связей с Распутиным5.