Опрокинутый купол - Николай Буянов

– Интересно, – подала голос Машенька. – Почему он снимал это на видео? Остальной материал на стандартной кинопленке…

– Сейчас многие снимают на видео.

– Только не Глеб. Его учителем был Венгерович, это знаменитая старая школа. А видео – это другая частота кадров, иное восприятие, иная техника монтажа и озвучивания… Странно.

Да, странно – тут я мог согласиться. Кассета тоже не давала мне покоя, и, кажется, не мне одному. Я перехватил взгляд художника-декоратора: в нем сквозил форменный ужас. Чего-то он здорово боялся. Или – кого-то…

– С каким бы удовольствием я выгнал эту вертихвостку взашей, – пробормотал Мохов.

– Вы имеете в виду Ольгу Баталову?

– Только не проболтайтесь ей. У нее, конечно, договор со студией…

– Однако с Глебом, а не с вами?

– Не угадали, в договоре как раз стоит моя подпись: ваш брат с удовольствием спихивал на меня всю бумажную работу. Дело в другом. – Он вынул из кармана носовой платок не первой свежести, протер вспотевший лоб, скомкал, сунул назад в карман. – Просто если окажется, что стреляла все-таки она… Вы понимаете?

– То фильм полетит к черту, тоже мне задачка. А другой актрисы у вас нет.

Он умоляюще тронул меня за рукав.

– По-моему, вы тоже не верите в ее виновность. Но показания этого еврея меня смущают: как он описывал силуэт в дверях… Он же профессиональный художник, у него глаз наметан. На Ольге было приталенное пальто с поясом, то есть из всех кандидатур она – единственно возможная.

– И что вы хотите от меня?

Мохов вскинул голову и твердо посмотрел мне в глаза – точно партизан на допросе.

– Чтобы вы провели свой следственный эксперимент. Чтобы вытрясли душу у всех и каждого, чтобы… словом, делайте, что считаете нужным, обещаю полное содействие.

– Будете подавать щипцы и иголки?

– Иголки? – он растерялся.

– Ну да. Загонять под ногти вашим коллегам.

– Мне нужен убийца, – угрюмо сказал главреж. – Так же, как и вам. Если вы считаете, что мною движут исключительно меркантильные интересы… Что ж, какая, в сущности, разница? Итак, ваш ответ?

– Попытаемся, – ответил я без воодушевления.

– Кстати, вы не в курсе, у Вайнцмана когда-нибудь были ученики?

Мохов призадумался.

– Он никогда не упоминал, но вроде бы несколько лет назад он вел семинар в художественном училище…

– Совещаемся?

Слава Комиссаров всегда и везде появлялся вовремя – эта черта у него с тех пор, как меня отстранили и я мучился в праздном прозябании… Впрочем, наши отношения начальника (пусть микроскопического) и подчиненного остались прежними. Он, как и раньше, надеялся на мою помощь (я – свидетель номер один: я находился рядом с братом в момент убийства, я первым обнаружил кассету в квартире экстрасенса, я соединил две смерти в логическую цепочку…). Я отвел его в сторону, он выслушал меня, задумчиво склонив голову.

– Следственный эксперимент? И что ты надеешься обнаружить?

– Я сказал им, будто хочу установить, кто имел возможность незаметно выскользнуть из зала и добраться до комнаты с реквизитом. На самом деле нужно обратить внимание на два факта… Первый – свет. Убийце в глаза светил проектор. Тем не менее он был точен – значит, был готов, возможно, даже специально тренировался. Плюс – точно рассчитанный момент выстрела…

– Да, ты прав, – подумав, согласился Слава. – Убийство не спонтанное, оно готовилось. Ты говорил о двух фактах. Какой же второй?

– Силуэт в дверях. Пальто с поясом… – Мысль ускользала, я с силой потер лоб (массаж оставшихся извилин – выражение брата), стараясь ее удержать. – Глеб был в пуловере, Закрайский и Игнатов в пиджаках, каскадеры – в черной коже (молодежная униформа) – то есть почти все без верхней одежды. Мы с Дарьей опоздали и не успели раздеться. Машенька была в пуховичке, но она, такое впечатление, и спит в нем. Остается Ольга Баталова.

– Она утверждает, что не выходила…

– Естественно. Меня интересует другое: почему она не сняла пальто?

Мы разом повернули головы и посмотрели на актрису – та шла… нет, шествовала по коридору, устланному мягкой ковровой дорожкой, в сопровождении Александра Игнатова, верного рыцаря и телохранителя. Странно, но только сейчас, здесь, я разглядел ее как следует. Она была потрясающе, до тошноты красива. Красивее ее мог быть разве что фейерверк в ночном небе – от него тоже тошнило, потому что приходилось запрокидывать голову. Она одарила меня (или Славу) пленительным взором и скрылась за дверью просмотрового зала. Следом проплелся грустный колобок Мохов, которого разрывали пополам два противоположных желания: доснять фильм, доказав (опять доказав!), что тоже «заканчивал не кулинарный техникум», и красиво пожертвовав карьерой, выгнать «эту вертихвостку взашей». Первое, похоже, брало верх. Вайнцман тоже был традиционно печален, Вадим Федорович Закрайский, напротив, выглядел вполне беззаботным. Ага, вон ребята-каскадеры, вызванные со съемочной площадки, где на потеху кинопублике с упоением рубились на мечах. Дарья Матвеевна, раскрасневшаяся, чуть растрепанная и оттого еще более хорошенькая. Машенька под ручку с оператором Робертом. Карантай – спонсор и меценат, мы со Славой Комиссаровым. Вся королевская рать. Сейчас мы войдем в этот богом проклятый зал (чуть задержавшись вместе с Дарьей – Слава сыграет роль Глеба и будто бы встретит нас в дверях), и начнется следствие…

– Рассаживайтесь, – сухо произнес он. – Занимайте места строго как в ТОТ раз… Оленька, прошу, вы сидели между Карантаем и Игнатовым…

– Нет, нет, – возразил спонсор. – Это было сначала, потом мы поменялись местами.

– Почему?

– Господи, да нипочему, – резко отозвалась Ольга. – Померещилось, будто сквозняк был от двери.

– Но дверь была заперта, а на вас было пальто.

– Какое еще…

– Ваше. То, которое вы только что сняли и повесили на спинку кресла.

Глаза ее метнули молнии – теперь она напоминала не новогодний фейерверк, а разозленную кобру.

– Ага, вы подозреваете меня! Великолепно. Только на это вашего скудного умишки и хватило…

– А ну сядь! – в голосе Машеньки (ого!) лязгнул металл, о который Оленькины молнии разлетелись вдрызг. – Я тоже видела кого-то в дверях и теперь уверена, что именно тебя. Ты знала, стерва, что тебя могут опознать, поэтому и разделась. Что, не так?

Ольга растерянно переводила взгляд с Машеньки на Александра Игнатова (верный рыцарь быстро сделал нейтральное лицо), с Игнатова на меня… Неужели все-таки она? Я мысленно помотал головой, отгоняя наваждение. Выскользнуть из зала во время просмотра – да, открыть реквизиторскую заранее припасенным ключом – да, но тащить по коридору громоздкий арбалет, взводить тетиву, целиться, щурясь от яркого света проектора… Не верится – несмотря на сюжет, традиционный для Голливуда: примадонна убивает режиссера, своего рода производственный конфликт («Все друг друга подсиживают, сплошные сплетни и интриги, настоящему таланту невозможно пробиться, вы согласны со мной, милочка?») – пошло и банально… кабы не стрела в горле, не мертвое лицо… Стоп, не отвлекаться.