Черная Луна - Олег Маркеев

Пальцы Хана на секунду замерли, потом вновь затанцевали на теле Лилит.

— Знак, — обронил он.

— Кто он. Хан?

— Так в скандинавских легендах описывался Страж Порога. Я уже говорил, слова давно утратили свой смысл. Теперь не важно, как его называть. Он появился, и это самое главное. — Губы Хана тронула хищная улыбка. — Теперь начнется самое интересное.

— Ты убьешь его? — Лилит зябко повела плечами. То ли от массажа, то ли от странных слов.

— Для этого я и родился, — ответил Хан. Глаза его на секунду сделались холодными и непроницаемыми, как у большой птицы. — Как и ты.

Лилит поймала его руку, крепко сжала пальцы.

— Откуда ты это знаешь? — прошептала она. Он прикоснулся к ее бедру, там, где чернела родинка величиной с орех, завел руку под левую лопатку, там была другая, темно-красный разлапистый крест величиной с монету.

— Знаки судьбы. Ли. Их уже не стереть. Все давно предначертано, нам осталось только исполнить.

Она провела ладонью по его левой груди, на бугристой мышце черной змеей свернулся замысловатый иероглиф.

— А у тебя это? — догадалась она.

— Его нанесли те, кто открыл мне мое предназначение. Они сделали меня достойным своей судьбы.

— Великие Невидимые?

Он ладонью закрыл ей рот.

— Слова должны умереть, когда говорят о них.

Лилит тяжело задышала. Неожиданно для себя вцепилась зубами в ладонь Хана, вскинула руки и опрокинула на себя его горячее тело…

* * *

Лилит открыла глаза, почувствовав ладонь Хана на своем плече. Машина остановилась напротив ее дома. В стеклах отражалось предрассветное небо. Выходить из уютного тепла салона в зябкое утро не хотелось.

— А ты спать не хочешь? — спросила она, посмотрев на серое от призрачного освещения лицо Хана. — Пойдем ко мне.

— Нет, Ли. Подремал на корабле, мне хватило.

— Как знаешь.

Лилит давно поняла, что Хан относился к тому редкому сейчас типу мужчин, что считают жалость за оскорбление. И он вполне мог позаботиться о себе сам. Во всяком случае, постоянно глотал какие-то странные порошки, сушеные травинки и катышки пахучей смолы. Возможно, именно они давали ему такой заряд сил.

— Постарайся выспаться, Ли. Завтра, вернее, уже сегодня вечером нас ждет встреча со Стражником Воздуха, как вы его называете.

— Ты бы знал, что это за убожество, — поморщилась Лилит.

— Выбираешь ты, — пожал плечами Хан. Лилит не ответила и не стала спрашивать, чем решил заниматься Хан. Уже привыкла к тому, что Хан всегда рядом, но появляется только тогда, когда нужен. Толкнула дверцу, легко выпрыгнула наружу. Зябко передернула плечами. Легкий пиджак не спадал от утренней прохлады.

Острые каблучки бодро зацокали по асфальту. Хан дождался, пока звук затихнет за углом дома, немного погодя хлопнула дверь подъезда, лишь после этого он тронулся с места.

Кот пристроился на груди Максимова, урчал сквозь сон, глубоко запустив когти в рубашку. От его жаркого, как грелка, тела в голове образовалась сосущая пустота, все сильнее клонило в сон. Максимов погрузился в чуткое забытье, как спят собаки, веки то и дело вздрагивали, глаза обшаривали все вокруг, нос втягивал ставшие уже привычными запахи, не обнаружив признаков опасности, взведенное, как пружина, тело сразу же расслаблялось. Усилием воли не давал себе соскользнуть в обычный человеческий сон, знал, что из него труднее выйти, и, что немаловажно для сидящего в засаде, во сне тело выделяет больше тепла и специфических запахов, чужих для чужого жилища, тренированный человек только по этому догадается, что в доме был чужой.

Едва в замке заскрежетал ключ, кот и Максимов встрепенулись одновременно. С первым щелчком ключа Максимов уже был на ногах. Со вторым, он уже занял позицию за косяком двери. Мельком бросил взгляд в окно, улицу уже залил сиреневый предрассветный свет.

Скрипнула входная дверь, холодный сквозняк ударил по ногам. Вошедший закрыл за собой дверь, но пройти по коридору не спешил.

Максимов внимательно следил за котом. От его поведения сейчас зависело все. Кошки, в отличие от собак, никогда не выбегают к незнакомцу. Почувствовав чужого, они сначала выглянут из-за угла, оценят на взгляд пришедшего, потом в укромном месте обдумают все и лишь после этого решают показать себя. Что вовсе не значит, что они тут же с радостью вспрыгнут на чужие колени.

Макс облизал грудку, задрал хвост и, коротко мяукнув, смело бросился по коридору. «Свои», — усмехнулся Максимов.

— Киса скучала? — раздался у двери знакомый голос.

Максимов выждал, но других голосов не послышалось, Вика была одна.

Выглянул из-за угла, увиденное соответствовало его планам: Вика наклонилась над котом, трепала его по выгнутой дугой спинке.

Максимов прицелился и послал по гладкому полу крысиную маску. Сначала раздался кошачий мяв, потом испуганный вскрик Вики.

Довольный произведенным эффектом, Максимов шагнул в коридор. Вика замерла, припав на колено, вскинув голову. Рука все еще висела в воздухе, кот счел за благо испариться, чтобы не участвовать в разборках людей.

— Доброе утро, — вежливо поздоровался Максимов, правая рука привычно нырнула под расстегнутую манжету на левой. Заранее решил, что в таких условиях ножом будет действовать сподручнее.

— Здравствуй, — выдавила Вика.

— Маску подними. А где, кстати, остальное?

— Перепрятала, когда обнаружила, что ты пошарил по ящикам. — Вика, не спуская настороженного взгляда с Максимова, медленно выпрямилась. Машинально одернула короткую юбку. — Откуда ты взялся, Макс?

— А я, как мой тезка, обладаю кошачьей особенностью приходить, когда не зовут, и уходить, когда захочется.

Вика вскинула руку, завела за ухо выбившуюся прядку. Максимов невольно напрягся, расстояние между ними было не больше десяти метров, идеально для броска, нож можно метнуть, как стрелу, лезвием вперед.

— Не делай резких движений, — предупредил Максимов. «Дернется — получит нож в плечо. И хватит. На кухне лежит большой разделочный нож, но даже если это она Лилит, пусть кто хочет, тот и снесет ей голову. У меня рука не поднимется», — решил он.

Вика устало вздохнула, уронила руку.

— Накопилась масса вопросов. Поговорим?

— Личный контакт, Олаф, — отчетливо произнесла Вика.

— Повтори!

— Личный контакт.

Пружина, сжатая внутри, с воем распрямилась. Максимов ощутил неприятную ломоту в расслабившихся мышцах, на висках выступила испарина. Сколько ни тренируй себя в работе на «свой — чужой», природу не обманешь. Однажды видел, как разыгравшиеся леопарды дошли до такой степени ярости, что со стороны показалось, дело добром не кончится. Но вот один повалил, наконец, противника, придавил и прицелился в незащищенное горло — неожиданно соскользнул с противника, с отчаянным воплем стал метаться по поляне, кататься по земле, бить, скрести лапами, выгоняя из себя ярость. Максимов ощутил себя тем самым леопардом: все естество настроилось на убийство врага, но в последнюю секунду, когда зубы вот-вот должны были впиться в горячую плоть, рефлекс «свой — чужой» приказал отступить инстинкту охотника. Кто бы знал, чего это стоит! Неудивительно, что леопард орал, как от боли.