В тени меча. Возникновение ислама и борьба за Арабскую империю - Том Холланд

Но не один Муавия желал воспользоваться этой возможностью. В Ираке, то есть на безопасном расстоянии и от его власти, и от гравитационного притяжения Святой земли, вопрос, что конкретно хотел Господь от Его народа, подсказал удивительное разнообразие ответов. Хариджиты, как всегда воинственные в своей ненависти ко всему, от чего исходил дух монархии, ушли из Куфы в пустыни вокруг Персидского залива, где основали несколько маленьких террористических республик. Тем временем их старые противники, шииты Али, тоже не изменили своим убеждениям. Сохранились и немногочисленные сторонники убитого кузена Мухаммеда, последовавшие примеру Сасанидов и начавшие утверждать, что только под командованием лидера – прямого потомка пророка – мир людей может познать истинный порядок и получит благосклонность Бога. Другие пошли еще дальше и объявили себя пророками. Один из таких новоявленных пророков, неграмотный портной, утверждавший, что является наследником одновременно Иисуса и Мухаммеда и имеет книгу с небес, которая это доказывает, в конце концов был настигнут имперскими солдатами и скрылся в норе, таинственным образом появившейся на склоне горы. И наконец, были еще последние из сахабов – престарелые, но все так же окруженные тайнами. Самым прославленным из них был курейшит по имени Абдулла ибн ал-Зубайр (Абдулла ибн аз-Зубайр). Ему было всего восемь лет, когда умер пророк, но сторонники считали его живой связью с героическим и священным веком. Понятно, что его презрение к Омейядам не знало границ. В течение двадцати лет его ответом на богохульство правления Муавии были пребывание в Медине, в благочестивой и нарочитой хандре, и любовное поддержание огня памяти пророка.

В народе, который считал себя наделенным самыми потрясающими откровениями, свидетельствами прямого вмешательства в человеческую историю самого Бога, подобная конкуренция естественна. Попытки найти смысл в такой непостижимой загадке, как чрезмерное стремление ранних христиан к фракционности, наверняка были утомительными. Однако, в отличие от церкви, мухаджирун не пришлось ждать три долгих века, прежде чем захватить командные высоты в могущественной империи. У них на это ушло всего несколько десятилетий. В результате разногласия между Омейядами и их противниками – хотя и не менее сосредоточенные на целях Господа, чем были конфликты между Маркионом и евионитами, – имели дополнительный геополитический аспект. Когда Муавия, ощутив близость смерти, заявил, что его сын Язид – известный своим недостойным поведением – будет его преемником, поскольку так решил Бог, результатом стал не только широко распространившийся шок из-за подобного богохульства, но и быстрое скатывание к гражданской войне. По мнению благочестивых граждан, мало того что Язид был грешником «в части живота и половых органов»9, он к тому же держал в доме обезьянку в качестве домашнего питомца. Но по-настоящему их шокировала идея о том, что все беспорядки предыдущих шестидесяти лет, вся борьба и ошеломляющие победы могли иметь единственной целью воцарение на мировом троне такой династии, как Омейяды.

В 680 г. распространилась новость о смерти Муавии. Вместе с ней в Арабскую империю вернулась фитна. Сирия, что неудивительно, твердо стояла за Язида, но Аравия и Ирак нет. Первым поднял мятежные знамена Хусейн, самый младший и теперь уже единственный живой внук пророка. Он к этому времени уже достиг средних лет и стал воином. Но когда Хусейн повел свой небольшой отряд из Медины в Куфу, местные сторонники Омейядов довольно легко блокировали ему дорогу. Оказавшись в глухой деревушке Кербеле, расстроенный отсутствием ожидаемой поддержки мухаджирун Куфы, измученный жаждой, Хусейн решил доверить свою судьбу воле Бога. Атаковав большую армию, которая, собственно, и загнала его в эту деревушку, он и его товарищи были убиты среди безжалостных песков. Бесславный конец для любимого внука пророка. И хотя в далекой перспективе его смерть от рук тяжеловооруженных солдат Омейядов сделала его знаменитым мучеником, ближайшим результатом его гибели стало то, что Ирак остался под контролем Язида.

Тем временем в Медине ждал подходящего момента намного более опасный противник. Мрачный аскет Абдулла ибн ал-Зубайр публично отказался дать клятву верности новому эмиру. В итоге именно он стал главным оппонентом Омейядов. Стабилизировать ситуацию в Медине вовсе не помогало то, что представителем Язида в оазисе был не кто иной, как сказочно продажный и увертливый Марван. Недоверие местного населения к новому губернатору не могло быть глубже. Ходили слухи, что именно он в тревожные последние дни правления Османа посоветовал дяде обмануть египетский военный отряд, пришедший к эмиру, и тем самым побудил египтян превратиться в жаждущую крови толпу. Что бы ни делал Марван после этого, будучи правителем Хиджаза, он так и не сумел улучшить свою репутацию обманщика и лицемера. Переговоры между Абдуллой ибн ал-Зубайром и Омейядами шли напряженно. К 683 г. они прервались. Абдулла ибн ал-Зубайр счел нового эмира узурпатором. Когда Марван бежал из Медины в Сирию, Язид послал войска в противоположном направлении. Мятежники делали отчаянные попытки окружить свой оазис фортификационными сооружениями, но их сопротивление оказалось не более эффективным, чем сопротивление Хусейна в Кербеле. Армия Язида без особого труда преодолела поспешно сооруженные рвы и земляные валы, смела защитников и взяла город. Рассказы о том, что случилось после этого, с каждым прошедшим годом становились все более кровавыми. Город пророка был предан мечу. Грабежи, убийства и насилия продолжались три дня. Утверждают, что спустя девять месяцев после этого в городе родилось более тысячи детей.

Но Абдуллы ибн ал-Зубайра не было среди мертвых. Непреклонный в своей набожности, полный ненависти к сирийцам, которых считал нарушителями закона10, он решил бросить вызов своим противникам. Соответственно, он не стал ожидать в Медине войска Язида, а направился на место еще более исполненное святости: в Дом Бога11. Мусульманские историки, писавшие через сто лет после этого, считали само собой разумеющимся, что такая святыня могла быть только Меккой, но ни в одном труде тех далеких лет ничего подобного не сказано, все – намеренная уклончивость. «Он пришел в определенную местность на юге, где была их святыня, и жил там»12 – так писал один христианский хронист об Абдулле ибн ал-Зубайре. Отсюда следует, что точное местонахождение арабской пустынной святыни остается загадкой. Тем не менее существовали определенные подсказки. Один епископ, к примеру, отметил, что мухаджирун Ирака, склоняясь для молитвы, поворачивались на запад – «по направлению к Каабе, первичному источнику их расы», а те, что в Александрии, – поворачивались на восток13. Мусульманская традиция сохранила нечто очень похожее: основатель первой мечети в Куфе выпустил стрелу, чтобы определить qibla – кибла – направление молитвы, – и она упала не к югу от мечети, на линии с Меккой, а где-то к западу от нее. Так что, хотя ни один из современников точно не говорит, где нашел убежище Абдулла ибн ал-Зубайр, свидетельства указывают на место к северу от Хиджаза, на полпути между Куфой и Александрией. Это тот самый регион, с которым лучше всего был знаком сам Мухаммед, а Абдулла ибн ал-Зубайр, как известно, неизменно старался защищать наследие пророка. В общем, представляется вероятным, что Дом Бога, в котором он укрылся, находился не в Мекке, а между Мединой и Палестиной: в благословенном месте, которое пророк назвал Бакка.