Выбираю таран - Людмила Жукова

Нестерпимо было кружить над местом, где вскоре плескались одни волны.

— Думал, разорвется сердце… — вспоминал Василий Минович. — Плакал, как в детстве. Долго еще кружил над пенистым морем, надеясь на чудо.

…Нет, не был смертником Михаил Борисов, как и все другие таранщики. Он просто не мог допустить бомбежки города, смерти сотен людей. И он рискнул одной жизнью — своей.

Анна Яковлевна, получив большое, на многих страницах письмо однополчан с рассказом о гибели мужа, писала: «Вот и остались мы без любимого папы. Отомстите за сирот…»

И они мстили.

Но споры о таране как рядовом приеме воздушного боя затихли — всех потрясла гибель творца идеи. Заговорили о том, что скоро придут в полк новые самолеты, по боевым качествам и вооружению превосходящие фашистские, и таран станет не нужен… И еще ходили слухи, что авиаконструкторы разрабатывают особые самолеты для таранного боя — со специальным приспособлением для разящего удара. И вот тогда таран точно станет рядовым приемом воздушного боя, как мечтал Михаил Борисов.

Семену Степановичу Мухину казалось, что была в этих разговорах какая-то несправедливость, какое-то скрытое отступничество от Миши Борисова и его подвига. Вот и на представление его к званию Героя — из штаба армии молчок.

Но таран — не самоцель, и просто так, даже ради светлой памяти друга, на него не пойдешь…

18 сентября, через месяц после гибели Миши Борисова, судьба поставила капитана Мухина перед выбором.

Царица полей — пехота просила летчиков, перебазировавшихся за Геленджик, снять с неба фашистский корректировщик «Фокке-Вульф-189», вот уже второй день круживший над позициями и наводивший на них огонь немецких артбатарей.

Поединки с хорошо вооруженным «фоккером» считались в среде летчиков особо сложными и рискованными. И в самом деле, Мухин расстрелял весь боезапас, пока наконец поджег его, да, видно, не смертельно — корректировщик, дымя, повернул к горам.

— Ну врешь! Не уйдешь! — приговаривал Мухин, понимая, что теперь сама ситуация заставляет его повторить подвиг Борисова.

Мухин нацелился рубить хвост, но два фюзеляжа, скрепленные хвостовым оперением, за которые «Фокке-Вульф-189» был прозван «рамой», мешали провести классический безударный таран, и Мухин, боясь вслед за драпающей «рамой» улететь далеко от позиций наших войск, на занятую врагом территорию, рубит врага «сплеча».

Оглушающий скрежет металла о дерево «лагга» еще стоял в ушах капитана Мухина, когда он понял, что управление самолетом потеряно и придется спасаться с парашютом. Уже качаясь под куполом, услышал противный свист пуль — стреляли спускавшиеся с парашютами летчики «рамы».

— Ну, это вы погорячились, фрицы! — крикнул им, доставая пистолет из-за голенища и прицеливаясь. Довоенный опыт «ворошиловского стрелка» не подвел.

— Надо же, — удивился Мухин, сидя на палубе подскочившего за ним катера, — начали стрелять! Обиделись, что сбил! А в плену, глядишь, живыми бы остались.

На другой день, пролетая над Цемесским заливом, над местом гибели Михаила Борисова, капитан Мухин покачал крыльями: «Я отомстил, Миша, за сиротство твоих сыновей! Тараном, Миша!»

За этот подвиг Семен Степанович Мухин был награжден орденом Красного Знамени.

* * *

Сразу после Победы многие из однополчан Михаила Борисова считали своим долгом навестить его семью. В квартире на Трубной площади в Москве с немудреными подарками бывали и Семен Мухин, и Василий Холявко, и Стефан Войтенко. и командир полка Владимир Иванович Васильев, и многие другие.

В 1960-е годы, когда отстроившаяся страна стала чаще вспоминать о своих героях, однополчане написали в Президиум Верховного Совета СССР ходатайство о присвоении звания Героя Советского Союза герою двух таранов Михаилу Борисову.

День 8 мая 1965 года, когда вышел указ, назвавший героя Героем, был праздником для семьи и боевых товарищей Борисова.

Сотрудники историко-краеведческого музея города Новороссийска за годы поисков собрали толстую папку воспоминаний однополчан о М. А. Борисове, публикаций о нем в газетах и книгах. В папке нашлась пожелтевшая от времени газета «Красный флот» за август 1942 года. Фронтовой корреспондент нашел объяснение самоотверженному поступку Михаила Борисова: «Он продолжал сражаться даже тогда, когда смерть смотрела ему в глаза. Он заставил ее отступить на мгновение, чтобы успеть нанести врагу еще один удар своим горящим самолетом».

Предыстория подвига

«5 июля 1943 года гитлеровское командование начало наступление на Курской дуге, — вспоминает прославленный авиаконструктор Александр Сергеевич Яковлев. — Гитлеровцы придавали большое значение авиационной подготовке. Сюда была стянута вся германская авиация, в том числе истребители «Фокке-Вульф-190», «Мессершмитт-109» новейших модификаций, бомбардировщики «Юнкерс-88», разведчики «Фокке-Вульф-189»… Всего около двух тысяч самолетов.

Гитлеровцы посылали на наши передовые линии свои бомбардировщики крупными группами, намереваясь наряду с мощной артподготовкой и танковыми атаками сокрушить советскую оборону. В группах шло по 150 бомбардировщиков, охраняемых сотнями истребителей… За шесть дней вражеского наступления нашими летчиками было сбито 1037 вражеских самолетов».

Напуганные отвагой наших летчиков и высокими качествами советских истребителей, гитлеровцы даже в тех случаях, когда оказывались в воздухе с большим численным преимуществом, предпочитали уклоняться от боя. Сохранились приказы вражеского командования с категорическим предписанием не принимать боя с советскими истребителями, особенно модернизированными.

На Курской дуге гитлеровцы рассчитывали восстановить славу «непобедимых». Замысел плана Курской битвы под названием «Цитадель» изложил в оперативном приказе от 15 апреля 1943 года сам Гитлер: «Это наступление имеет решающее значение. Оно должно быть осуществлено быстро и решительно. Победа под Курском должна явиться факелом для всего мира».

Уже известный нам немецкий историк генерал Вальтер Швабедиссен приводит оценку действий советской авиации летом 1943 года, данную немецкими пилотами и подтверждающую слова А. С. Яковлева: «…Офицеры люфтваффе указывают, что немецкие бомбардировщики должны были постоянно предпринимать меры для отражения внезапных атак русских истребителей, что в итоге делало эти полеты достаточно сложными. Таким образом, активные действия русских истребителей вынудили немцев летать на задания крупными группами, отвлекая этим значительные силы от выполнения других боевых заданий».

Майор Бруннер, в годы войны летчик-бомбардировщик, вспоминая о своих встречах с советскими истребителями в Орловско-Курской битве, говорил: «Русские часто атаковали одновременно со всех сторон, пытаясь рассеять вначале истребители сопровождения. Затем они брались за бомбардировщики и, атакуя с хвоста, умело использовали «мертвое» для оборонительного огня пространство, которое было у Хе-111».