Рождество наступает все раньше - Валери Блок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он положил руку ей на голову, а другой накрыл ее руку. Стало тепло и приятно. За столом, заваленным «Moody's»!
За столом, заваленным «Moody's», с младшим сотрудником, которому всего лет двадцать шесть, а вот это уже пошло. И обязательно сейчас войдет Дриггс, и ее карьера будет окончена.
У нее перед глазами мелькнул диванчик в комнатке рядом с женским туалетом.
Она заставила его встать. И они пошли, по отдельности, с непроницаемым видом, в его кабинет, который был ближе всего. Он прижал ее к двери, но он был значительно выше нее. Джастин потянула его за собой на пол и поцеловала.
Он был молочный и солоноватый. Ее язык тут же потянулся к его шраму, и она занялась им. Это очень волновало. Никки: кто бы мог подумать.
Такой стройный, такой подтянутый – о ней ли он думает сейчас?
– Пойдем ко мне домой, – сказал он через какое-то время.
– Ты знаешь, это неправильно.
– Мне плевать.
Одним движением она встала, оправила юбку и надела туфли.
– Пойдем.
– Я живу в пяти кварталах отсюда, – сказал он, и они вышли во влажный ночной воздух.
– Как удобно.
– Давай возьмем такси, – сказал он, подзывая машину.
Он жил в комнате, похожей на гостиничную: полосатый гостиный гарнитур в полутора метрах от кровати и телевизор, встроенный в потолок. Это была корпоративная квартира. Никки Лукаш был таким загадочным, таким знакомым, таким непонятным. Она и не думала, что он ей нравится, и вот она уже приподнимает бедра, чтобы он снял с нее колготки.
Они упали на кровать, и ей плевать было на Барри, плевать на Никки и на себя саму. Джастин была здесь и сейчас. В темноте ее рот опять нащупал его шрам. Его тазовые кости чуть не проткнули ее. И вот уже он разворачивает презерватив, а еще через две минуты, даже меньше, он лежал на ней, дрожащий и усталый.
– Извини, пожалуйста, – сказал он обычным голосом. Как будто говорил о пропущенной опечатке.
– А, не беспокойся об этом.
– Что ты имеешь в виду? – подозрительно спросил он.
– Ну, если мы сможем переиграть это через несколько минут, это не страшно.
Он поднял голову и посмотрел на нее.
– Ты не понимаешь. То есть я хочу сказать, у нас тут неприятность. Мне кажется, тебе стоит взглянуть вот на это…
Презерватив был порван вдоль. Она вскочила, как подброшенная.
– Выходи! Выходи! Не может быть! Почему ты не сказал?
– Я как раз говорил.
Она откинулась на спинку кровати, обитую той же тканью, что и мебель в гостиной.
– Когда это случилось?
– Ладно, давай успокоимся.
– Я поверить не могу. У меня на это нет времени – у меня заседание совета директоров в Питтсбурге завтра. Сегодня! Мне нужно вставать через четыре часа, чтобы попасть на заседание в Питтсбург!
– Я могу поехать вместо тебя, если хочешь.
– Ты не можешь, и ты это знаешь. Ох!
– Момент оказался неудачный.
– Да, и у меня овуляция, так уж получилось.
– Овуляция. Это хорошо?
– В данном контексте? Нет. – Джастин закрыла глаза и откинула голову назад.
– Мы можем что-нибудь сделать? Ты можешь сделать эту вещь?
– Эту вещь? Ты имеешь ввиду процесс или единократное применение?
– Я не знаю… ну, такая вещь, которую делают женщины.
– Такая вещь? – переспросила она насмешливо. – Ты про уксус и горчицу?
Он натянул шорты.
– Да?
– Не будь младенцем!
– А доктор? – Он надел рубашку. – Мы можем позвонить доктору?
– Я не собираюсь звонить своему гинекологу в два часа ночи.
– Я могу отвезти тебя в больницу.
– Ага.
Он мерил шагами свою типовую однокомнатную квартирку.
– Ну, ладно, ты не реагируешь ни на одно из моих предложений.
Она вздохнула. И как такое случилось? Никки Лукаш стоял перед ней, подтянутый и напряженный.
– Я так понимаю, сейчас будет самое подходящее время разобраться с чувствами каждого из нас относительно выбора.
Она расхохоталась.
– В чем дело, Никки, разве ты не хочешь ребятишек?
Он не понял, что она шутит.
– Да, детей, – сказал он серьезно. – Но не при данных обстоятельствах.
– Я тоже, – ответила она, вспоминая Бена Джекобса.
Он с облегчением молчал. Она окинула взглядом незнакомую, безликую квартиру. Кто этот человек?
Она встала и пошла в ванную. Что она вообще здесь делает? И тем не менее она хотела детей, а данные обстоятельства были ничем не хуже любых других. Ее зубной врач привез двоих детей из Вьетнама. Роберта в тридцать шесть завела ребенка безо всякой семьи. А Роб Принсип, ее бывший жених, удочерил двухлетнюю дочь своего неизлечимо больного коллеги. Люди совершали поступки с такой свободой, про существование которой она и не подозревала. Идея была непривычной. Почти такой же непривычной, как привязать себя к мужчине до конца жизни.
– Не смей даже прикасаться ко мне в офисе, – предупредила она, просовывая в колготки распухшую ногу.
– Никогда? – робко спросил он, пожимая плечами.
Еще один шаловливый мальчишка.
– Никто не должен знать об этом, для твоей же собственной пользы, не только для моей. Пожалуйста.
– Конечно, – сказал он и нервно ее поцеловал.
Она не поддастся панике. Паника непроизводительна. У нее совещание в Питтсбурге в одиннадцать.
Раньше Барри казалось, что жизнь движется вперед и вверх. А теперь она шла по кругу. Это открытие настигло его на тренажере: я – белка в колесе. Каждый год он говорил, что собирается отвести часть времени на благотворительную работу, станет политически активным, будет чаще ходить на концерты. И каждый год у него не доходили руки. Ничто не менялось. Жизнь была бесконечна. Жизнь была полна позора. Шкаф, в котором когда-то висели костюмы Джастин, был так пуст, что ему чудился сквозняк.
Приближался его день рождения. Если он не найдет работу, то умрет. Просто лопнет. Совершит самоубийство?
Ха. Он сидел на лавке в «Строберри филдс» и читал «Нью-Йорк пост». Он теперь на нее подсел. Никаких редакторских статей и никаких новостей. Но она несравненна в своей местечковой жестокости и полна сплетен о знаменитостях.
Толпы японских туристов, указывающих руками на «Дакоту», сводили его с ума. Трагедии, от которых кровь стынет в жилах, превращаются в хороший повод щелкнуть «мыльницей» из окна туристического автобуса. Можешь подняться, но затем тебе предстоит упасть. Это и есть Америка. Великие низвергаются: их пристреливают, они совершают убийства, супружеские измены, воруют, жестоко обращаются с детьми. И вся прелесть состоит в том, что все это можно посмотреть по телевизору или прочесть об этом в «Пост».