Россия в 1917-2000 гг. Книга для всех, интересующихся отечественной историей - Сергей Яров

Военное строительство уже не подвергалось во второй половине 1960–1980-х гг. тем «перегрузкам», которые оно испытывало в хрущевское время. Ракетно-ядерное оружие превратилось в важнейший компонент обороны страны. Речь уже шла не о тотальном перевооружении армии и изменении ее стратегии, а о дальнейшем усовершенствовании принятых ранее военных концепций. Больше внимания начали уделять тем родам войск, которые прежде находились как бы в опале — и в первую очередь Военно-морскому флоту. Не производилось и существенного сокращения рядов армии. Первые советско-американские договоры о ПРО и ОСМВ предполагали не сокращение ракет и других боевых средств, но лишь установление «потолков» их количества и не затронули ощутимо ракетно-ядерный потенциал СССР.

В 1967 г. был принят новый закон о всеобщей воинской обязанности. Устанавливались следующие сроки действительной военной службы: 2 года для военнослужащих сухопутных войск, пограничников, внутренних войск МВД и 3 года для военнослужащих Военно-морского флота. Закон предоставлял льготы лицам, имеющим высшее образование (они служили 1,5 года), и определял основания, по которым допускалась отсрочка от службы.

Закон 1967 г. должен был продемонстрировать растущую заботу государства об армии, но в целом она не имела весомого политического влияния. Маршал А.А. Гречко, занимавший пост министра обороны в 1960–1970-х гг., позволял себе иногда спорить против отдельных пунктов советско-американских соглашений о вооружениях, но его возражения без труда устранялись Брежневым.

Говоря о культуре 1960-х гг., прежде всего следует сказать о получившем название от этого времени движении «шестидесятников». У него не было организации и постоянных институтов, но оно имело целую систему идей и охватило многие слои интеллигентов. Их объединяло прежде всего неприятие бюрократии, отстранившей, по их мнению, народ от власти и узурпировавшей управление страной. Повинными в этом они, правда, считали не саму политическую систему в СССР, а ее искажения, внесенные сталинистами. Сталин, сталинизм и сталинисты являлись главным объектом критики шестидесятников, много сделавших для того, чтобы донести до людей правду о кровавых преступлениях 1930-х гг. Роль личности в политике тем самым неизбежно преувеличивалась, и оставалось в тени то в советской системе, что помогло отточить сталинский топор. В противоположность Сталину Ленин продолжал оставаться для многих шестидесятников почти священной политической фигурой. В нем они стремились увидеть своего единомышленника, представляя его скорее либеральным и «человечным», чем жестким политиком.

Культ Ленина у шестидесятников, не навязанный, а внутренне одобренный, переплетался с их культом революции. Они наделяли идеальными чертами всю плеяду «пламенных революционеров» из ленинской когорты. Шестидесятники мало интересовались их подлинными политическими биографиями. В революционере они предпочитали видеть человека бескорыстного и аскетического, истинно народного защитника, противопоставляемого погрязшим в роскоши и коррупции государственным чиновникам. Едва ли поэтому культ Фиделя Кастро в их среде являлся случайным.

Такова была «золотая середина» идеологии шестидесятничества, но само это движение выглядело отчетливо многослойным. Здесь выделялись и радикалы, подобные А. Солженицыну, и весьма умеренные деятели, как Р. Медведев. Но в целом, сознательно или бессознательно, шестидесятники восприняли ту концепцию противоположности Ленина и Сталина, которая получила свое законченное выражение в постановлении ЦК КПСС «О преодолении культа личности и его последствий». Многие шестидесятники искренне считали себя коммунистами, а кое-кто даже обретался в «коридорах власти», — хотя здесь-то «шестидесятнический» протест и облекался в самые осторожные формы.

Центром литературного шестидесятничества стал возглавляемый А. Твардовским журнал «Новый мир». Бывший наиболее ярким выразителем антисталинских настроений в обществе, он пользовался определенной поддержкой Хрущева, придавшего в 1962–1963 гг. новый импульс борьбе против культа личности. После переворота 1964 г. «Новый мир» постепенно остается единственным изданием, авторы которого продолжали писать о сталинском произволе. Он становится главной мишенью критики, мало отличимой от политического доноса, — открытой со стороны враждебных ему «ортодоксальных» журналов, и келейной со стороны многочисленных литературных чиновников. Участь «Нового мира» была предрешена. В 1971 г. Твардовский, протестуя против смещения близких ему журнальных сотрудников и навязывания журналу чуждых ему взглядов, уходит с поста редактора «Нового мира». Антисталинское направление журнала изменилось: не столько потому; что власти ценили Сталина, сколько потому что они боялись любого «очернения» советского прошлого, с чем бы это ни было связано.

Преемницей литературы шестидесятников в какой-то мере можно считать «деревенскую прозу» 1960–1970-х гг. Левизна и революционный пафос здесь, правда, сменились нарочитым реализмом, имевшим определенный, хотя и неотчетливо выраженный «антилевый» оттенок.

Примечательно, что культурный подъем, подготовленный хрущевской «оттепелью», в ряде сфер искусства дал свои плоды уже позднее, при осторожных и осмотрительных преемниках Хрущева. В этой связи особого упоминания заслуживает кино. Такие шедевры, как «Иваново детство» и «Андрей Рублев» А. Тарковского, «Июльский дождь» М. Хуциева, «Журналист» и «У озера» С. Герасимова, «Гори, гори моя звезда» А. Митты, «Берегись автомобиля» Э. Рязанова, «Обыкновенный фашизм» М. Ромма, созданы после 1964 г., в условиях нарастающего идеологического консерватизма в стране.

Куда больший, чем в 1940-х и даже в 1950-х гг., художественный плюрализм характерен для искусства и литературы 1970–1980-х гг. Их жанровое разнообразие, пестрота художественных приемов, камерность тем, необычность сюжетов не были уже объектом мелочной опеки или «разгромных» постановлений ЦК КПСС. Здесь работали столь различные авторы, как Б. Ахмадулина и Л. Ошанин, Г. Марков и А. Битов, Ю. Трифонов и В. Кочетов. Каждый имел своих почитателей, но не мог претендовать на всеобщее внимание. Хотя руководители творческих союзов и были в большинстве случаев застрахованы от критики, их художественные пристрастия не становились правилами для других литераторов.

Власти внимательно следили за «корректностью» политических оценок в литературе и искусстве и жестко пресекали, даже уголовными наказаниями, попытки организации «самиздата». Правда, политическая цензура, хотя и медленно и непоследовательно, со временем немного смягчалась. Расширялся, конечно, в строго определенных рамках, круг неупоминаемых ранее тем и исторических персонажей.

Процесс переоценки литературно-художественного наследия прошлого не претерпел таких подвижек, как при перестройке, но все же в основном он наметился именно в 1960–1970-х гг. «Возвращение» культурных ценностей читателю и зрителю было ограниченным и строго дозированным. Многие из произведений М. Булгакова, М. Цветаевой, А. Ахматовой, Б. Пастернака, А. Платонова тогда так и не увидели свет, многие были напечатаны с купюрами. Литературная и художественная «реабилитация» проявилась в двух направлениях: публикация и демонстрация ранее замалчиваемых работ и более осторожные, взвешенные оценки их авторов, чей художественный опыт уже не подвергался огульному отрицанию. «Возвращение имен» образца 1960–1970-х гг. не вызвало ни социальных потрясений, ни духовной революции, но оно осторожно наметило будущие сдвиги в общественном сознании.