Право на одиночество - Анна Шнайдер

Когда Громов позвал меня к себе через час, я успела собраться с мыслями. Но он, похоже, этого ожидал, потому что ничего, кроме вопросов по работе, я от него не услышала. Почти полтора часа мы разбирали выставку, я выслушивала комментарии по итогам всех встреч, записывала инструкции для заведующих, и к концу нашего совещания успела окончательно забыть про утренний «инцидент».

И только я отложила ручку и начала приподниматься со стула, чтобы уйти к себе, как Громов вдруг взял меня за руку и спросил:

– Я не напугал тебя утром?

В его глазах действительно было беспокойство, поэтому я ответила:

– Немного, Максим Петрович. Вы были не очень похожи на себя… ну, на то, как вы обычно себя ведёте…

Он хмыкнул, но через мгновение серьёзно посмотрел на меня.

– Обещаю, что не обижу тебя.

– Я знаю, – я кивнула. – Но я немного не поняла насчёт того, что вы сказали про своё решение.

– Забудь, – Максим Петрович ласково улыбнулся. – Это не имеет значения, поверь. А теперь я хотел бы знать, что ты хочешь в подарок на день рождения.

Э-э-э… Что? Ах, да…

– Я и забыла, – я хмыкнула, вспомнив о том, что через полторы недели мне стукнет четверть века. – Максим Петрович, честное слово, я не знаю. Можно просто, как обычно, деньги в конвертике.

– Это от коллектива. А что могу подарить тебе я?

Еле сдержав удивлённый вздох, я ответила:

– Не знаю. Я… уже давно не думаю о таких вещах.

– Тогда просто скажи мне, что ты любишь. Кроме книг, конечно, – он усмехнулся. – К примеру, как ты относишься к украшениям?

Я забеспокоилась. Не хватает ещё, чтобы мой начальник мне дорогие подарки делал! А с Громова станется, он же просто побрякушку не купит, обязательно чего-нибудь придумает…

– Лучше не надо, Максим Петрович. Я нормально отношусь к украшениям, просто… не нужно.

В его глазах мелькнуло что-то, очень похожее на обиду. Я вздохнула. Ох, лучше бы он вообще меня не спрашивал про этот день рождения, будь он неладен…

– Хорошо, Наташа, я понял. Я что-нибудь придумаю. А теперь можешь идти.

Громов говорил ровным, спокойным голосом, но я понимала – обиделся… И что я могла сделать? Помедлив пару секунд, я вздохнула, покорно встала и вышла из кабинета, признавая своё поражение – я так и не придумала, чем могу утешить Максима Петровича.

По правде говоря, мне вообще не хотелось думать о своём дне рождения. Это был мой четвертый день рождения без родителей, и если до их смерти я просто всегда ждала в эти дни всяческих неприятностей, то теперь… Какой мукой для меня были последние три дня  рождения… Лучше бы их вообще не было!

Может, мне отпроситься? Или больничный взять?.. Нет, как малодушно… И потом, бесконечно прятаться всё равно невозможно, рано или поздно меня поймают и хорошенько поздравят. Хоть бы без цветов обошлось!

Размышляя об этом, я не сразу услышала звонок своего мобильного телефона. Это оказался Рашидов.

– Привет, – раздался в трубке радостный голос Мира. – Ты не будешь против, если я сегодня заберу тебя после окончания рабочего дня?

– Смеёшься? – я фыркнула. – С какой стати я могу быть против?

– Ну, мало ли… – в его голосе мне послышалась ласковая усмешка. – Ты же мне говорила, что сегодня Громов возвращается. Мало ли, вдруг он тебя на вечер ангажирует.

– Ну что ты, – я рассмеялась. – Такого ещё ни разу не было, если мне память не изменяет.

– Значит, мне подъезжать?

– Ага.

– Тогда подходи к воротам сразу после шести часов.

Положив трубку, я задумалась. Пожалуй, стоит попросить у Рашидова совета… Да, именно так. Он уже взрослый мужик, должен понять…

– Итак, – произнёс Мир, пыхнув трубкой, – ты хочешь понять, почему Громов вдруг изменил линию своего поведения?

Мы в это время сидели в библиотеке. Во время ужина я не стала морочить Рашидову голову своими смятенными мыслями, а вот после рассказала о случившемся со мной утром.

– Ну да, – я смущённо кивнула. Повествуя Миру о своих отношениях с начальником, я чувствовала себя при этом полной идиоткой. Он был первым человеком, с кем я поделилась абсолютно всеми своими мыслями по поводу Максима Петровича… и теперь с ужасом ждала, что он тоже изречёт нечто, подобное советам Светочки.

– По-моему, ты просто плохо подумала. Ну, или ты просто боишься подумать хорошо, – Мир усмехнулся. – Не верю, что ты не понимаешь столь очевидных вещей, ты ведь очень догадливая девочка.

– Я не девочка, – буркнула я.

– Да ты что? – он откровенно расхохотался. – А кто, мальчик?

Увидев, что я надулась, Мир перестал смеяться и покачал головой.

– Не обижайся, Наташ. Миша ведь называл тебя «девочка моя», и ты не обижалась. Неужели мне нельзя?

Я подняла на него удивлённые глаза.

– Можно, просто… – я запнулась. – Просто в данном контексте это прозвучало насмешливо…

Рашидов наклонил голову, задумчиво глядя на меня. А потом дотронулся до моей руки, улыбнулся ласково, и сказал абсолютно серьезно:

– Иди сюда.

Это было так забавно и трогательно, что я не смогла больше дуться.

– Рядом с тобой я именно маленькой девочкой себя и чувствую, – призналась я. – Это очень необычно, но… мне нравится. Я уже давно не чувствовала себя девочкой.

– Вот и прекрасно, – Мир подмигнул мне. – А теперь подумай и сама ответь на свой вопрос. Я уверен, у тебя всё получится, если ты немного подумаешь… девочка моя.

Улыбнувшись, уловив в его голосе ласковую усмешку, я принялась мысленно рассуждать. И минут через пять…

– Я поняла, – вздохнула я. – Но думать об этом я боюсь.

– Чего же ты боишься?

Помолчав, я ответила:

– Ты знаешь. Должен знать.

– Почему ты так думаешь? – голос у Мира был очень серьёзным.

– Потому что ты понимаешь меня.

– Мне нужно озвучить то, о чём ты боишься думать? Или ты предпочтёшь оставить это в себе?

Я закрыла глаза и резко выдохнула всего лишь одно слово:

– Озвучь.

– Хорошо… Громов хочет тебя, Наташа. Он говорил, что уважает твоё решение – это правда, но от себя не убежишь. И поэтому он будет добиваться тебя. Именно об этом решении он и говорил. И ты отчаянно боишься как и его настойчивых действий, так и своей на них реакции. Ты боишься сдаться, уступить, забыть о своих рассуждениях и отдаться человеку, который тебе нравится. Женатому человеку с двумя дочерьми.

От каждого слова я вздрагивала, как от удара. Но мне было нужно, чтобы Мир сказал всё это… Слушая его, я словно слушала саму себя. Так у меня всегда было с Михаилом Юрьевичем.