В объятиях XX-го века. Воспоминания - Наталия Дмитриевна Ломовская

должна была указать, когда же исчезнут все продукты из магазинов. Вышло все точно по этой кривой. А власть провозглашала необходимость построения социализма с человеческим лицом.

В начале 80-х мы перестали снимать подмосковные дачи. В последнее подмосковное лето еле унесли ноги с дачи, хозяином которой оказался наркоман. Дачу сдала его жена, которая потом исчезла. Уехали с дачи, прихватив бедную, не кормленную хозяином маленькую собачку. Ее взяла к себе Анина няня. Все последующие годы Анечку летом попеременно пасли в Прибалтике — Эстонии или Литве. Жили обычно около озер, в красивых местах, хорошо питались и даже кое-что покупали из того, что уже давно нельзя было купить в Москве. Пару раз в 80-е по 10–12 дней отдыхали зимой по блату (путёвки туда нам доставала подруга Миры, Лёниной сестры) в доме отдыха санаторного типа, принадлежащего крупному авиазаводу. Рабочих и нас вместе с ними еще хорошо кормили. Мы (особенно, конечно, я) наслаждались лыжными прогулками, ходили по темному лесу в кино в соседний санаторий. Каждую субботу и воскресенье в нашем доме отдыха в отдельном корпусе отдыхало заводское начальство, а мы пользовались буфетом, который приезжал вместе с ними, покупая там, главным образом, уж самый дефицит, банки с консервированными ананасами.

В 1987 году я поехала вместе с Олей, Анечкой и Мишей на горнолыжную станцию в Карпатах. Только там я почувствовала, что отношения между Олей и Мишей стали портиться. Мы всегда относились к Мише хорошо. И вдруг я неожиданно увидела, как плохо он стал относиться к Оле, и ее многочисленные усилия сглаживать конфликты ни к чему не приводили. И действительно, после почти десяти лет совместной жизни они разошлись по Мишиной инициативе. Он не претендовал на их квартиру, и она впоследствии по сложному обмену досталась папиному внуку Володе, сыну старшей Наташи.

Оля с Анечкой переехали в квартиру моего папы, а папа после первого инсульта переехал жить к нам. Мы, фактически, вдвоем в нашей последней московской квартире и не жили. Сначала несколько лет жили с молодой семьей, потом даже с Аниной няней, а потом много лет с нами жила моя родная тетя Валя, сестра моей мамы, когда она ушла на пенсию. Папа прожил у нас недолго, и опять приехала к нам совсем одинокая тётя Валя, которая жила у нас до нашего отъезда в Америку. Ее родная дочь, моя двоюродная сестра Галя, уже очень давно жила с сыном в Швеции, переехав туда из Израиля. Один раз Валя ездила в Швецию уже в 80-х. Связь с дочерью поддерживалась в письмах и небольших посылках. С разрывом менее чем в два года (в 1986 и 1988 годах) мы с Лёней оперировались в онкоцентре, сначала я, а потом и он. Оба раза нас туда мгновенно устраивал Николай Павлович Бочков. Он в течение многих лет был директором Института медицинской генетики и занимал различные высокие административные посты в президиуме АМН СССР.

Я с Николаем Павловичем Бочковым познакомилась в далеком 1965 году на симпозиуме в Чехословакии, посвященном столетию со дня открытия законов Менделя. Потом периодически виделись уже в Москве на разных научных конференциях, встречались, как старые знакомые. С Лёней и в 70-е, и в 80-е годы у Н. П. Бочкова были частые деловые контакты и очень непростые рабочие взаимоотношения.

После моей операции в онкоцентре в 1986 году я на какое-то время впала в глубокую депрессию и уж не знаю как, но вывел меня из нее Миша, забежав на минуточку к нам домой. Я была ему очень благодарна. Когда мы неожиданно узнали в 1988 году, что и Лёне предстоит онкологическая операция, мы просто не могли поверить, что на нас опять свалилось такое несчастье. Но хирурги в обоих случаях вернули нас к жизни.

Оля защитила кандидатскую диссертацию в 1988 году и, наверное, впервые в жизни надела на банкет в честь защиты юбку, которую Лёня привез ей из Чехословакии. Банкет, конечно, был у нас дома. Мужчины, присутствующие на банкете, были в шоке, т. к. были приятно удивлены, увидев Олю в совершенно новом обличье. Лёня в это время был в очередной командировке, т. к. курировал одну из научных программ по взаимодействию со странами СЭВ. Оля тогда уже в течение многих лет была исполнительницей бардовских песен. Она знала их бесчисленное множество и производила на аудиторию сильное впечатление своим прекрасным исполнением. Пели на банкете по очереди с Сережей Миркиным, который долгие годы работал в лаборатории Р. Б. Хейсина, и Оля дружила с ним и его женой Леной. Вскоре Оля поступила на работу в институт микробиологии АН СССР, правда, там не было абсолютно никаких условий для работы молекулярного биолога.

Ситуация в стране стала молниеносно меняться и неожиданно стал приоткрываться железный занавес. Оля сразу, ничего нам не говоря, послала свое резюме в разные страны и готова была ехать даже в Австралию, куда её немедленно пригласили.

А научная жизнь в мире, в том числе и в области микробной генетики, продолжала интенсивно развиваться. Как всегда, функционировал Международный симпозиум по биологии актиномицетов (ISBA). Сначала на этих ISBA симпозиумах превалировали доклады по актиномицетам рода Streptomyces, которые образовывали большинство используемых в медицине антибиотиков. Поэтому на обоих симпозиумах присутствовала практически одна и та же стрептомицетная публика. Я участвовала в работе 4-х симпозиумов по биологии актиномицетов в 1985 году (Венгрия), в 1989 году и в 1991 году (США, Денвер и Мадисон) и в 2001 году (Канада).

В 1994 году ISBA должна была состояться в Москве, и я была выбрана председателем московского симпозиума. На последнем заседании симпозиума в Мэдисоне в 1991 году мне пришлось выступить и пригласить всех присутствующих принять участие в московском симпозиуме. В момент, когда раздались аплодисменты, я как-то вдруг почувствовала, что это мой звездный час. Но это состояние продолжалось совсем недолго. Так случилось, что в 1992 году я уже приехала работать в Америку, и мы с профессором Ричардом Хатчинсоном, который пригласил меня к себе в лабораторию в качестве приглашённого профессора вместе с супругом, приготовили и отправили в Москву несколько сот экземпляров первого информационного письма. Но я уже не смогла участвовать в этом московском симпозиуме из-за сложности оформления документов для выезда из Америки в Москву.

Теперь тематика этих симпозиумов резко изменилась и доклады, в основном, посвящены актиномицетам других родов. На последнем таком симпозиуме в 2012 году выступал с докладом Сергей Зотчев, мой молодой коллега еще по Московскому институту, наш коллега и близкий друг по работе в