Самородок в чулке - Борис Бабкин

– Очень хорошо! – Он снова поцеловал ее. – Значит, если я правильно понимаю, в Россию ты больше ни ногой? Хорошие у вас пословицы. Как это – ни ногой?

– Вы, немцы, не можете понять широту и непредсказуемость русского человека, поэтому и проигрываете войны. С Россией надо дружить.

– А что там с Червонным и его дамой?

– Рано что-то говорить, следствие еще идет. Червонов получит скорее всего пожизненное. Его шестерки тоже. С Аллой не знаю, что будет. На Червонного повесили организацию нападения на людей, перевозивших золото. Все получилось не так, как надо.

– Да. А что насчет Берга?

– Там кипят страсти. Ведь он, оказывается, взял у банка большой кредит, и банк остался с носом. Артур продал и квартиру, и машины. У него не осталось ничего. Кроме того, у астраханских уголовников он набрал рыбопродуктов, и они тоже остались с носом. Если Фролову не дадут пожизненное, его убьют или уголовники, или банк наймет киллера.

– Так пусть докажут, что Фролов должен выплатить хоть какую-то сумму, потому как он…

– Фролов все свое имущество с помощью компании оформил на детей, которых не смог забрать из детского дома. А у этих малюток теперь есть мать. Так что, убив Артура, Фролов нанес материальный ущерб банку и нажил себе врагов среди криминала. Знаешь, мне его жаль. Он талантливый и честный человек.

– Однако ты сделала все, чтобы он убил Артура. И сейчас я понимаю, что зря. Надо было получить с Артура все, что мы потеряли. Хотя что сделано, то сделано.

– Он все устроил не так. Я имею в виду золото. Дал возможность моему папочке заподозрить меня, и мне кажется, отец не без его подсказки понял мою роль в этой истории. Хорошо, что этого не поняли Рокин и Жигунов.

– Я не знал, что она беременна, – пробормотал Фролов.

– А если бы знали, – спросил следователь, – не убили бы?

– Я все пытаюсь вспомнить, как это было. Честное слово, я не лгу вам. Не могу вспомнить. Только какие-то отрывки, все как в тумане. Я признаю свою вину, но очень хотел бы все вспомнить. Я никогда не убивал… даже курицу, не мог. Когда в тайге стрелял дичь, ее разделывали другие. Если я был один, то не охотился. Не то что я исповедую завет – не убий, нет, просто брезговал. А тут разрубил и ее, и его. Я пытаюсь представить, как я это сделал, но не могу.

– Скорее всего под действием психотропного средства, которое было обнаружено в вашей крови. А зачем вы сожгли тела?

– И я себя постоянно спрашиваю об этом, но не знаю ответа. Так и буду постоянно задавать себе эти вопросы – как я мог убить и почему сжег?… Но не уверен, что когда-нибудь смогу дать ответ себе самому. Кстати, спасибо вам за то, что вы помогли с оформлением дарственной детям.

– Знаете, Фролов, здесь много вопросов, которые так и останутся без ответа. Кто-то ловко заставил вас убить Берга и вашу жену. Скорее всего этого произошло с помощью врача, которая и дала вам этот препарат. Суд, конечно, учтет это, но срок вы получите, причем большой. Все-таки Марина Сергеевна была беременна. А вы убили троих. Пожизненное вам не дадут, но…

– А я буду просить как раз об этом… – Фролов опустил голову. – Потому что представьте: я освобожусь лет через пятнадцать – двадцать, и как я буду после этого смотреть людям в глаза? Убить себя я не смогу, хотя это, наверное, было бы самое правильное. Я, не желая этого, отнял жизнь у беременной женщины, а ведь ребенок мог вырасти хорошим человеком.

– Охренеть, едрена корень, – проворчал Афанасий Петрович. – Восемнадцать лет дали. Нет, я несогласный с таким приговором.

– Он вообще просил, чтобы пожизненное дали, – сказал Зубов.

– Так, считай, ему и дали пожизненное, – вмешалась Зоя. – И мне его очень жаль.

– Ну ладно, об этом мы еще не раз говорить будем. Ты мне вот что, ментовская морда, скажи: когда на Зойке жениться надумаешь? Или ей так и быть матерью-одиночкой? Я тебе вот что скажу, едрена корень: если не станешь ей мужем, ребенка хрен увидишь! И даже отчество не твое у него будет. Слово мое твердое!

– Мы уже заявление подали, – сказала Зоя, – а тебе не хотели пока говорить. Ты же за Ивана…

– Точно? – Петрович посмотрел на Зубова и перевел взгляд на дочь.

– Точно, – в один голос ответили они.

– А что там у Вики? – помолчав, ворчливо спросил Петрович.

– Они сказали, что пока он не заработает себе на машину и квартиру, а она не получит диплом, ни о какой семье речи быть не может, – улыбнулась Зоя. – Но я предупредила: если, Вика, забеременеешь, а у женской половины Мишиных такое передается вроде как по наследству, свадьбу играем сразу же.

– Правильно, – кивнул Петрович. – А Таня как?

– Будет расписываться, когда приговор вступит в силу, – ответил Зубов. – Четыре года – это пустяк. А все-таки Эдгар не за все получил.

– Ну а с налетчиками что? – вспомнил Петрович.

– Разве я не говорил? Шаров себе горло в камере перерезал. Маркин бежать на следственном эксперименте пытался, ранил сотрудника милиции и был убит.

– Да, – Жигунов поднял рюмку, – все-таки жаль Фролова. И наша вина тут тоже есть…

– Хватит, Саша, – остановил его Рокин, – что теперь говорить об этом? Мы хотя бы сейчас сделали все, что могли. Кстати, ты знаешь, что Судин уходит из компании?

– Да. Из-за Фролова. Жаль, конечно. Червонный получил пожизненное, остальным его шестеркам дали от восьми до пятнадцати. А вот подруга его отмазалась. Бурцев в Якутске тоже пожизненное получил. Элле Малиновой дали пятнадцать… И знаете, нам предлагает свои услуги Лишев.

– А кто это?

– Да Леший же! – Жигунов рассмеялся. – Кстати, сейчас он, пожалуй, единственный, с кем можно иметь дело.

– Значит, надо договариваться с ним, – отозвался Рокин.

– Зачем вы это сделали? – спросила по телефону Маргарита Павловна.

– Я сам себе все время задаю этот вопрос, – вздохнул сидящий за стеклянной перегородкой с трубкой в руке Фролов. – И не нахожу ответа. Но хватит обо мне. Со мной все предельно ясно, по крайней мере на восемнадцать лет. Как там дети?

– Вас вспоминают. Правда, все реже и реже.

– Спасибо вам, они нашли замечательную маму и не потеряли веру в людей.

– И вам большое спасибо за квартиру, дом, машину и счет в банке. Я не хотела это брать, но…

– Поэтому я и отдал все детям, – улыбнулся он. – Прощайте, – увидев, что конвойный делает знак, кивнул Фролов.

– Вы напишите мне, – попросила Маргарита. – Я вам пришлю фотографию детей.

– И, если можно, свою, – смущенно попросил он. – Алешина у меня есть. – Он достал из кармана большую цветную фотографию.