Весна народов. Русские и украинцы между Булгаковым и Петлюрой - Сергей Беляков

Пожалуй, Муравьеву, Берзину, Егорову очень повезло, что Петлюра командовал только одним кошем, а не всеми вооруженными силами УНР. Иначе война была бы намного тяжелее.

16 (по новому стилю – 29) января 1918 года черные гайдамаки и взвод («чота») сечевых стрельцов, всего около 200 человек, заняли оборону у станции Кононовка, перекрыв таким образом Полтавскую железную дорогу.

Петлюра с артиллерией, красными гайдамаками, сотней сечевых стрельцов, дорошенковцами (теми, что выжили после разгрома у Бахмача, около 200 бойцов) занял позицию у станции Бобрик, в ближнем тылу. Всего 700 человек.

Черниговскую железную дорогу обороняли юнкера 1-го украинского юнкерского училища имени Богдана Хмельницкого (400–450 человек), сотня студенческого куреня (116–130 человек) и 20 офицеров. Отряд занял оборону у никому тогда не известной станции Круты. Около 600 винтовок и 16 пулеметов должны были остановить наступление муравьевцев. Единственную пушку командир орудийного расчета штабс-капитан Лощенко установил на железнодорожную платформу, создав что-то вроде импровизированного бронепоезда.

Именно на этот отряд и пришелся удар основных сил армии Муравьева – 6000 или 7000 солдат и красноармейцев (хотя в бою принимали участие далеко не все).

Командовать боем должны были начальники юнкерского училища – штабс-капитаны Ф.Тимченко и П.Богаевский, – но они еще за два дня до боя отправились в Нежин, который находился в ближнем тылу украинских войск. В Нежине стоял большевизированный курень имени Тараса Шевченко, который угрожал ударить в тыл войскам Центральной рады. Тимченко и Богаевский попытались перетянуть его на свою сторону, но не преуспели. Так или иначе, руководил боем с украинской стороны капитан Аверкий Гончаренко, боевой офицер Русской армии, георгиевский кавалер.

Гончаренко утверждает, что за два дня перед боем он разговаривал по прямому проводу с Муравьевым. Командующий выдвинул требование, звучавшее как приказ. Гончаренко в своем тексте так воспроизводит «московскую» речь Муравьева: «Приготовиться к встрече победаносной красной армии, приготовить абед. Заблуждения юнкероф пращаю, а афицеров всё равно расстреляю». Гончаренко ответил: «К встрече все готово»[746].

Можно ли верить этой истории? С одной стороны, перед нами классический, с античных времен известный рассказ о хвастливом завоевателе и скромном, но мужественном защитнике родины. Однако есть в рассказе и противоречие. По словам Гончаренко, прибыли они на станцию Круты в четыре утра 27 января (то есть 14 января по еще действовавшему юлианскому календарю, другие источники говорят, что даже 28 (15) января). Сам бой был 29 (16) января. Куда же Муравьев прислал телеграмму, на какую станцию? Наконец, Муравьев называет свое войско «красной армией», но декрет о ее создании был подписан Лениным только 28 января 1918-го. Или Гончаренко просто спутал время? Стиль приказа действительно вполне муравьевский, в чем может убедиться всякий, кто прочитает хотя бы несколько его донесений января–февраля 1918-го. Но само по себе это еще не доказывает достоверность слов Гончаренко.

Как бы там ни было, Аверкий Гончаренко в самом деле неплохо подготовился к бою.

Стояло пасмурное и холодное январское утро 16 (29) января 1918 года, мороз доходил до двадцати градусов. Матросы и сибирские стрелки из 2-й революционной армии Берзина атаковали студенческий курень, а красногвардейцы 1-й революционной армии Егорова ударили по юнкерам. Матросы и московские, петроградские, тверские красногвардейцы шли колоннами, сомкнутым строем, в полный рост, как на параде[747]. Видимо, не рассчитывали встретить серьезного сопротивления, ведь за месяц боев на Украине они его почти не встречали. В первых рядах шел прапорщик Афанасий Ремнёв, один из самых отчаянных, хотя и самых недисциплинированных командиров муравьевской армии. Еще полгода назад, в июле 1917-го, он, активный участник большевистского мятежа, сидел в одной тюрьме с Каменевым и Троцким.

Однако наступающих остановил сильный ружейно-пулеметный огонь украинцев. Особенно не повезло войскам Егорова, которые имели дело с более опытными в военном искусстве юнкерами, да и позиции юнкеров, прикрытые высокой железнодорожной насыпью, были гораздо удобнее для обороны. Пушка Семена Лощенко вела огонь по наступающим. Красногвардейцы и русские солдаты наступали по ровной, лишенной естественных укрытий местности, окапываться они не могли – земля мерзлая, много не накопаешь, особенно под неприятельским огнем. Поэтому войска Муравьева несли большие потери. Муравьев писал в донесении Антонову-Овсеенко, что «петроградская красная гвардия, выборгская и московская гвардии вынесли почти весь бой на своих плечах»[748]. Рейнгольд Берзин в своих воспоминаниях отмечает «мужество красной гвардии, особенно в боях под ст. Круты»[749].

Четыре часа украинцы успешно обороняли свои позиции. Но чудес не бывает. У Лощенко кончились снаряды, пулеметы юнкеров и студентов стали заедать, не выдержав долгой работы на январском морозе. Патроны были на исходе. Впрочем, патроны экономили и муравьевцы. Наконец московские и тверские красногвардейцы возобновили свое наступление. С криком «Держи белогвардейскую сволочь!», «Бей буржуев!», «Ура-а!» они бросились в бой. На этот раз психическая атака вполне удалась.

«Как буря, мчались бойцы вперед – надвигалась неудержимая лавина, готовая смести на своем пути любое препятствие! – вспоминал московский большевик Сергей Моисеев, член военно-революционного комитета 1-й революционной армии. – Если бы у врага сохранилась решимость к борьбе, то в степи перед Крутами на месте красногвардейских отрядов осталось бы кровавое месиво. Но, к счастью для нас, юнкерский заслон, оставленный в окопах, был полностью деморализован нашим штурмом. Юнкера прекратили огонь и, высыпав серой массой из окопов, что было духу бросились к станции»[750]. Правда, Аверкий Гончаренко спустя много лет утверждал, что юнкера только выполняли его приказ об отступлении. Но так или иначе, они успели погрузиться в свой эшелон и отправились назад в Киев. Больше 1-я юнкерская школа в боях не участвовала.

Между тем студенты на левом фланге еще продолжали бой. Их командир сотник Омельченко принял решение (ошибочное) пойти в штыковую атаку, однако он погиб почти в самом ее начале, а его студенты были разбиты. Один студенческий взвод отступил к станции уже в то время, когда она была занята красногвардейцами, и сдался в плен.