Невеста с последствиями - Валентина Гордова

Мы обе знали, кто стоит перед нами.

И мы обе в равной степени боялись… сказать что-то не то, сделать что-то не так, спугнуть другого или не понравится.

Наверно, это очень глупо, но…

Грэйс Оркоми не выдержала первой.

Сделав крохотный шажок, она подняла ладони, коснулась моих лопаток и очень-очень осторожно, словно боясь сломать, прижала к себе.

Я чувствовала, как громко бьётся её перепуганное сердце.

Чувствовала, как частое дыхание короткими вдохами наполняет и опустошает грудь.

Чувствовала, как дрожат её руки — холодные настолько, что это ощущалось даже сквозь ткань моей кофты.

Ей было страшно точно так же, как и мне.

И она, как и я, хотела понравится и не хотела разочаровывать.

Наверно, именно поэтому я заставила себя побороть страх и осторожно обнять её в ответ.

— Дэми-и-ис, — похоже, кто-то возвращался домой пьяненький.

От последней совершенно нерадостной мысли я глупо хихикнула и тут же прижала ладонь ко рту, недобрым словом вспоминая своего… папочку.

Замечательный оказался мужик! Это он только на первый взгляд был такой весь суровый, серьёзный, важный, а на самом деле больше мамы плакал, пока нас с нею обнимал и всё не переставал говорить о том, как он скучал и как бесконечно рад, что нашёл меня.

А ещё у меня был братик! И две сестрички! С последними мы будем знакомиться завтра — мы решили, что лучше вливать меня в семью постепенно — а вот с братиком познакомились уже сегодня. Мама по секрету призналась, что, не считая её с папой и лекарей, мы с бабушкой — первые, с кем познакомился совсем крохотный и всё время спящий айэр Фернард Оркоми.

Мама с папой поэтому на свадьбу к племяннику и не пошли, что были немножко заняты: рожали…

В общем, когда со слезами и знакомством было покончено, бабушка откуда-то принесла тёмную стеклянную бутылку. На укоризненное «бабушка Орви!» не отреагировала никак, бутыль на стол водрузила и торжественно велела пить за счастье семьи всем, кроме мамы: она всё же только пару дней назад мамой стала, у неё молоко и кроха, так что ей нельзя.

Папа пить отказывался, тогда бабушка ему мою ладонь с рисунком показала: выпил махом и свою порцию, и наши с бабулей. Но мы не жадные и всё понимающие, так что щедро налили ему ещё.

«Ещё» оказалось ненужным — бабушкина настойка, как выяснилось, уносила с двух глотков.

Выяснять, к несчастью, пришлось на собственном опыте.

В общем, я нахрюкалась. В зюзю просто.

Довела себя до того состояния, в котором пришлось трижды перестраивать портал, потому что он куда-то не туда строился, и теперь дорожка внутреннего двора Дэмиса Йэхара размывалась у меня перед глазами.

Только изредка мелькали какие-то странные огоньки, которых раньше тут, кажется, не было.

В доме было темно. Решив, что Дэмис просто лёг спать, решив меня не дожидаться, я осторожно прокралась вначале в ванную, а затем и в свою спальню, где уснула даже раньше, чем завалилась на не разобранную постель.

* * *

Утро было просто мучительным.

И началось оно с отвратительного пения каких-то особенно извращённых птичек, поселившихся у меня под окном. Они не пели — они визжали, явно измываясь над моим слухом, нервной системой и трещавшей по швам головой.

Тьма, почему же так плохо-то, а?

С трудом, плохо чувствуя местами онемевшее тело, я кое-как сползла на пол. Полежала немного там, давая себе несколько минут передышки, и только после этого поползли в ванную на первом этаже.

Мне даже было наплевать, увидит ли меня Дэмис в таком состоянии и что он подумает.

Но сорок минут спустя, когда я пришла в относительный порядок и со всё ещё болящей головой заявилась на кухню, где нашла сложенный пополам листок бумаги, стало ясно: ничего он не подумает. И не увидит меня.

Судя по оставленному посланию — не увидит он меня или ещё год, или вообще никогда.

Потому что шансы живым вернуться домой с островов Ирвы, куда Дэмис отправился в числе добровольцев с целью спасения беженцев и ликвидации агрессивно настроенных существ, высунувшихся из-под земли спустя почти три сотни лет сна…

Эти шансы ничтожно малы.

— Зачем? — Такое чувство, что, если я, как тогда в доме Оркоми, буду говорить вслух — Дэмис меня услышит и обязательно ответит.

Он должен был ответить, должен был услышать, но…

В ответ на мой голос из глубины дома послышались лёгкие царапающие шаги. Вскоре на пороге кухни показался непривычно грустный Бродяга.

Мой ужасно умненький пёс подошёл и ткнулся носом в мою опущенную ладонь, словно пытаясь поддержать и утешить.

— Ты что-нибудь знаешь? — Я присела перед ним на корточки и серьёзно заглянула в большие блестящие глаза. — Зачем он поехал туда? Что он задумал?

Ответа у пса не было.

Но я знала, у кого он был.

Уже пару минут спустя я, позабыв о своей головной боли, открывала портал во дворец айэра Айяна Оркоми.

Знакомая со мной стража благоразумно не стала предпринимать попыток остановить меня. Они, увидев, с каким убийственным лицом я иду, даже здороваться передумали. И дверь передо мной открыли.

А Фирс даже тихонько шепнул:

— Правитель у себя в кабинете.

Поблагодарила его кивком и пошла выяснять отношения.

Но и тут не вышло!

Едва я преодолела всё то расстояния до кабинета Оркоми и без стука рывком открыла дверь, мне в лицо прилетело:

— Это было его решение.

Остановилась. Постояла, обдумывая заявление, оценила, что Оркоми даже головы от каких-то бумаг перед собой не поднял, а после шагнула в кабинет и дверь за собой закрыла.

Не дожидаясь приглашения, прошла и села в одно из кресел для посетителей, всем своим видом показывая, что я готова слушать дальше.

Всё же оторвавший голову от бумаг айэр всем своим видом показал, что мне бы лучше свалить.

— И что же побудило его принять такое решение? — Да я сама любезность, особенно, когда очень злой становлюсь.

А когда некоторые, пусть даже правители, вынужденно выгоняют прочь дорогих мне людей — это злит. Очень злит.

А злая я способна на очень большие глупости.

— Мой род. — Просто, даже не задумываясь и не выдерживая пауз, заявил Оркоми.

Долгий тяжёлый взгляд мне в глаза и выразительное исправление самого же себя:

— Наш род.

Ах, вот, значит, за какие ниточки мы решили подёргать?