Дочь Господня - Татьяна Устименко

– Аллилуйя! – поддержал валькирию Нат.

– Уговорили, – убежденно кивнула я. – Разделимся и поохотимся на стригоев всласть. Встречаемся утром в гостинице.

Снег приятно поскрипывал под сапогами. Часы на ратуше пробили двенадцать ночи. Я избавила мир еще от парочки неповоротливых стригоев и наконец-то вышла на главную площадь Венеции где, по моему твердому убеждению, и должны были происходить сейчас самые красивые и замечательные мероприятия. Но каковым же безграничным оказалось мое удивление, когда я обнаружила, что площадь не только совершенно пуста, но и в добавку погружена в траурный полумрак. Я потрясенно покрутилась на каблуках, поводя из стороны в сторону кончиком предусмотрительно извлеченного из ножен Кото. Но ведь инстинкт бойца почему-то властно звал меня именно в это самое место. Неужели мой внутренний голос ошибся?

– Ба-а-а, – за моей спиной неожиданно что-то зашуршало и раздался негромкий, но неприкрыто издевательский смешок, – какая у нас тут кисуля нарисовалась!

Я стремительно обернулась. Передо мной стоял граф Рауль Деверо…

Погода изменилась ближе к полуночи. На смену обильному снегопаду пришла кристальная чистота и прозрачность воздуха, сопровождавшаяся сильным похолоданием. Небо прояснилось. На чернильно-темном ночном небе засияли крупные звезды, подобострастно окружавшие желтую, похожую на золотую монету луну. Конрад задрал голову, любуясь этой волшебной декорацией. Подходящая ночь для интриг и убийств. Надо признать, резкие температурные перепады уже изрядно ему надоели, как и сыплющийся с неба мокрый снег, поэтому он искренне радовался установившемуся затишью. Однако оно казалось ему слишком умиротворенным, лубочным и совершенно ненатуральным. Но сейчас вервольфа беспокоило еще одно серьезное обстоятельство – зря он все-таки выбросил свои измазанные кровью перчатки. При нынешних минус двадцати – а он и не сомневался в том, что верно оценил температуру, – не очень-то комфортно прикасаться к оружию непослушными замерзшими пальцами. Количество огнестрельных боеприпасов уменьшилось значительно, а запас сюрикенов и вообще почти исчерпался. А на улицах продолжало происходить черт знает что! Стригоев было много, слишком много. Натренированный глаз охотника безошибочно выискивал мерзких кровососов среди бурно веселящейся толпы. Сердце замирало от ужаса и безысходности, выхватывая все новые сцены творящегося в городе беспредела. Вот элегантно одетая парочка уединилась в тени под аркой моста, целуясь жарко и самозабвенно. И наверное, мало кто, кроме вервольфа, заметил, как девица вдруг сильно обхватила руками торс своего спутника и переместила губы ниже – на его шею, выпуская острые клыки. А на другой улице, буквально в двух шагах от злополучного моста, двое светловолосых мужчин одновременно набросились на совсем юную девушку, наигранно подхватывая ее, пьяно хохочущую, и похотливо утаскивая в темноту. Со стороны все это выглядело обычным флиртом. Конрад ощущал, как волоски на его груди встают дыбом, наэлектризованные диким приливом адреналина. Стригои не церемонились. Город вырезался организованно, грамотно и беспощадно.

Голодная ночь – таким эпитетом Конрад охарактеризовал то, невольным свидетелем чего он оказался. Может ли ночь называться голодной? О да, теперь она уже не казалась Майеру такой красивой и безобидной. Черное небо разительно напоминало бездонную глотку, жадно распахнувшуюся в предвкушении новых жертв. А мириады звезд в его взбудораженном воображении все больше становились похожи на маниакально оскаленные зубы, только и ждущие подходящего момента, чтобы вцепляться, рвать, терзать. Лунный диск, иногда заволакиваемый легкой туманной дымкой, издевательски подмигивал, четко давая понять: аппетит приходит во время еды! Ночь безостановочно поглощала человеческие жизни, перемалывая все: кости, судьбы, души – но никак не могла насытиться. Кровь лилась рекой. Алые брызги обильно пятнали истоптанный снег, издали смахивая на лужи расточительно пролитого вина. Время вокруг Конрада то убыстряло, то замедляло ход, становясь тягучим и вязким, будто специально дозволяя ему насладиться мельчайшими подробностями происходящих убийств. «Это все стригойская магия, – четко понимал вервольф. – Она подобно мороку отводит глаза и одурманивает людям головы. И это конец! Конец всему…»

Цвет луны постепенно менялся, из золотисто-желтого перетекая в багрово-красный оттенок сытости и довольства. Ночь продолжала без устали пить человеческую кровь – утробно икая, хлюпая взахлеб, вульгарно срыгивая избытки, каждую секунду досуха опустошая десятки и сотни тел. Мир безудержно скатывался в пучину Тьмы и беззакония. Время стригоев наступило!

Стараясь не поддаться эмоциям, не позволяя ночи затянуть себя в водоворот безумия и желания убивать, Конрад продолжал безостановочно идти вперед, контролируя эмоции и сдерживая себя на каждом шагу. Мерзлая земля горела под его ногами. Несколько раз ему самоуверенно преграждали путь, и тогда вервольф дрался, обреченно понимая, что зря растрачивает силы и время. Минуты убегали в пустоту, замедляя его движение. Словно какие-то незримые силы сконцентрировали на Конраде все свое внимание, пытаясь любым способом не пропустить его на площадь. Туда, куда его направил умирающий брат Бонавентура – видимо, посвященный в высшую тайну, пока недоступную разуму вервольфа. И Конрад непременно должен был дойти до площади, ведь он обязался это сделать!

На всем протяжении пути Майера неотступно преследовал образ загадочной рыжеволосой незнакомки. Она так прочно запала в душу вервольфа, что он даже уже и не пытался подавить эту неожиданно возникшую любовь, быстро превратившуюся во всепожирающий огонь страсти. Все произошло так нелепо и спонтанно, что Конраду только и оставалось, что иронично посмеиваться над самим собой: надо же – спокойно прожил семь сотен лет, и ничего. А тут на тебе – влюбился по-настоящему. Причем – впервые в жизни и всего за какие-то пять минут. Чудеса! И сейчас он внимательно вглядывался в каждый темный угол, в каждую сточную канаву, боясь до нервной дрожи увидеть – не лежит ли там она, обескровленная, с разорванным горлом. Он успокаивал себя тем, что она же экзорцистка, да еще и ангел. Разве такая девушка по зубам стригоям? Но наполненное потребностью защищать и оберегать сердце влюбленного мужчины неугомонно гнало его вперед, подстегивая и выстукивая: найди ее, спаси ее! И эта, ставшая самой важной цель затмила все прочее, наполняя жизнь Конрада прежде не ведомым ему смыслом и значением. В его жизнь вошла истинная любовь!

Переплетение узких переулков закончилось внезапно, открывая настороженному взору вервольфа заснеженную квадратную плошадь. Гордые стены базилик и дворцов имели непривычно жалкий вид, бронзовая отделка пустовавших скамеек покрылась траурным налетом инея, смахивавшим на могильную плесень. Статуи казались мертвыми, оконные стекла вздулись, отливая мерзкой синевой протухших рыбьих тушек. Здесь мрамор рассыпался в сизый прах, а позолота блекла на глазах, печально сползая с колонн и карнизов зданий, будто истлевшее надгробное покрывало. Здесь заканчивалась власть Бога, уступая место Тьме, холоду и смерти. А в центре всего этого ужаса неподвижно стояли двое: рыжеволосая жертва, заказанная Конраду, и сам заказчик – зловещий граф Деверо. Фигуры противников замерли, не двигаясь с места, но весьма красноречиво угрожая друг другу лезвиями обнаженных клинков. Конрад беззвучно выругался и искусно укрылся в тени массивного гранитного постамента, приготовившись смотреть и слушать…