Национальный предрассудок - Коллектив авторов

недостаток проявлялся в ком-то из моих знакомых, я старался вести себя сдержаннее и впредь ему больше не перечить, дабы избежать очередной вспышки гнева. Я терпеливо выслушивал нравоучения и радовался, когда они кончались.

Итак, Шелли во второй раз отправился в Швейцарию, где <…> познакомился с лордом Байроном. Они вместе совершили прогулку по Женевскому озеру, которую Шелли описал в присланном мне отрывке из своего дневника. Дневник этот опубликовала миссис Шелли, но имя лорда Байрона ни разу в нем не упоминается, она называет его всего лишь «мой спутник».

Дневник был издан еще при жизни лорда Байрона, однако, почему надо было скрывать от читателей его имя, сказать не берусь. Хотя дневник и не претерпел существенных изменений, соседство этих двух имен придало бы ему дополнительный интерес.

К концу августа 1816 года чета Шелли вернулась в Англию, и поэт первую половину сентября провел со мной в Марло. Весь июль и август шли дожди, зато первые две недели сентября выдались на редкость солнечными. Вокруг Марло множество необычайно живописных мест, прекрасный вид на реку. Каждый день мы отправлялись в долгие пешие прогулки либо катались на лодке. Шелли купил в Марло дом, отчасти (а может быть, в основном) – чтобы жить поближе ко мне. Пока дом приводили в порядок, Шелли жил в Бате.

В декабре 1816 года Харриет утопилась в Серпантине (а не в пруду отцовского сада в Бате, как утверждает капитан Медвин[286]). Ее отец тогда еще жил в доме на Чэпел-стрит, куда и было привезено тело дочери.

30 декабря 1816 года Шелли обвенчался со своей второй женой, и в первых числах нового года они поселились в своем собственном доме в Марло. Это был большой дом с множеством просторных комнат и огромным участком. Шелли приобрел его внаем на двадцать один год, изысканно обставил, в комнате величиной с бальный зал устроил библиотеку – словом, обосновался, как тогда ему казалось, на всю жизнь. Это был прекрасный для всех нас год. В Марло часто бывал мистер Хогг. Мы много ходили на веслах и под парусом, совершали долгие прогулки. Время от времени к Шелли приезжали и другие гости. Среди них был мистер Годвин, а также мистер и миссис Ли Хант. В Марло Шелли жил гораздо менее замкнуто, чем в Бишопсгейте, хотя и не поддерживал отношений с ближайшими соседями. «Я еще не настолько низко пал, чтобы общаться с соседями», – не раз повторял он мне.

Летом 1817 года Шелли написал «Восстание Ислама». Почти каждое утро с записной книжкой и карандашом он уходил в Бишемский лес и подолгу работал, сидя на пригорке. Впоследствии поэма была напечатана под названием «Лаон и Цитна». В этом произведении Шелли весьма недвусмысленно выразил свои моральные, политические и религиозные взгляды. Поскольку в то время свирепствовала цензура, издатель поэмы, мистер Оллиер[287], пришел от нее в такой ужас, что вынужден был просить автора изменить многие отмеченные им места. Сначала Шелли был непреклонен, однако в конце концов, вняв уговорам друзей, согласился все же внести изменения в текст поэмы, так как мистер Оллиер наотрез отказывался печатать ее в первоначальном варианте. Наконец, в значительно сокращенном виде, поэма увидела свет под названием «Восстание Ислама». Сохранилось всего три экземпляра «Лаона и Цитны». Один из них попал в «Ежеквартальное обозрение», где на Шелли за odium theologicum[288] не замедлили обрушиться с самыми злостными нападками, равных которым не было даже в то время и в таком издании.

Живя в Марло, мы, бывало, ходили пешком в Лондон. Часто к нам присоединялся и мистер Хогг. Если было время, мы шли в Лондон через Аксбридж, сначала живописными полями, лесом, поросшими вереском лугами, а потом, из Аксбриджа, по Лондонской дороге. До Тайбернской заставы было в общей сложности тридцать две мили. Обычно мы оставались в Лондоне дня на два, а на третий возвращались домой. Я ни разу не замечал, чтобы Шелли уставал от наших прогулок. На вид изнеженный и хрупкий, он обладал вместе с тем завидной физической силой. Мы обошли все окрестности Марло, и в радиусе 16 миль не осталось, пожалуй, ни одной достопримечательности, которой бы мы не видели. Среди прочих памятных мест мы побывали в Виндзорском замке и в окружавшем его парке, видели Виргинское озеро, посетили места, связанные с именами Кромвеля, Хэмпдена[289], Мильтона, были в Чильтернском районе Бэкингемшира. Идя на веслах и под парусом, мы совершали увлекательные прогулки по реке между Хэнли и Мейденхедом.

У Шелли, как уже говорилось, было двое детей от первой жены. После смерти Харриет он предъявил на них отцовские права, однако ее близкие этому воспротивились. Они передали дело в Канцлерский суд, и лорд Элдон вынес решение не в пользу Шелли. <…>

Некоторые из друзей Шелли говорят и пишут о Харриет так, словно нет иного способа оправдать поэта, кроме как опорочить его первую жену. Думаю, им следует довольствоваться объяснением, которое давал своему поведению он сам: с интеллектуальной стороны вторая жена в точности соответствовала его идеалу подруги жизни. Между тем безвременная кончина Харриет причиняла ему тяжелейшие душевные страдания, тем более мучительные, что долгое время он никого в них не посвящал. Я, во всяком случае, узнал о его переживаниях совершенно неожиданно.

Как-то вечером мы гуляли по Бишемскому лесу и по обыкновению беседовали на привычные для нас темы. Внезапно я заметил, что мой собеседник впал в мрачную задумчивость. Чтобы попытаться как-то вывести Шелли из этого состояния, я отпустил несколько насмешливых замечаний в его адрес, надеясь, что он и сам посмеется над своей рассеянностью. Однако, не переменившись в лице, он неожиданно произнес:

– Знаете, я окончательно решил, что каждый день на ночь буду выпивать большую кружку эля.

– Отличное решение! Вот к чему приводит меланхолия! – ответил я со смехом.

– Да, но вы не знаете, почему я принял это решение. Дело в том, что я хочу умертвить свои чувства, ведь у тех, кто пьет эль, чувств не бывает, я знаю.

На следующий день он спросил:

– Скажите, вчера вы, вероятно, решили, что я не в себе?

– По правде говоря, да, – ответил я.

– В таком случае я скажу вам то, что не сказал бы никому другому: я думал о Харриет.

– Простите, мне это в голову не могло прийти, – сказал я.

«Он уже очень давно не вспоминал о ней, и я, признаться, решил сначала, что он находится во власти какой-то беспричинной тоски, но теперь, если когда-нибудь опять увижу, что он погружен в себя, то не стану его беспокоить», – подумал я про себя.

Нельзя сказать, чтобы у Шелли была очень веселая жизнь, однако его нелюбовь к новым знакомым приводила порой к забавным происшествиям. Среди тех, кто бывал у него в доме на Бишопсгейт, был один человек,