Испытание войной - выдержал ли его Сталин? - Борис Шапталов

Немецкие войска к середине зимы оправились настолько, что сами перешли к активным действиям. Ими было использовано то обстоятельство, что подавляющая часть операций советских войск проводилась в районах, занимаемых главными силами группы армий «Центр». Это позволяло немецкому командованию относительно легко маневрировать своими частями, даже невзирая на тяжелые погодные условия.

5—6 февраля началась операция по окружению 29-й армии Калининского фронта, наступавшей на Ржев с севера. 17 февраля клещи сомкнулись. С 18 по 28 февраля 29-я армия вела бои за выход из окружения. Назад вернулось лишь 5200 человек, из них 800 раненых.

Парадоксально, что в условиях зимы, тяжелых оборонительных боев, утраты вермахтом стратегической инициативы последовательно окружались не немецкие, а все также советские войска! Но этот парадокс вытекал из порочной стратегии советского Верховного командования.

Наступление наших армий все больше теряло форму, и дальнейшие действия стали сводиться к затяжным кровопролитным боям за отдельные пункты и районы. Но всему есть предел. «Переутомленным и ослабленным войскам становилось все труднее преодолевать сопротивление врага, – вспоминал Г.К. Жуков. – Наши неоднократные доклады и предложения о необходимости остановиться и закрепиться на достигнутых рубежах отклонялись Ставкой. Наоборот, директивой от 20 марта 1942 г. Верховный вновь потребовал энергичнее продолжать выполнение ранее поставленной задачи» (5, с. 376). В упоминаемой Жуковым директиве требовалось продолжить уже выдохнувшееся наступление, чтобы выйти на линию г. Белый – Дорогобуж – Ельня – Красное, т. е. примерно на ту линию фронта, что проходила в сентябре 1941 г. Тем самым предусматривалось все то же фронтальное оттеснение немецких войск из Ржевско-Вяземского выступа к Смоленску.

Но о каком фронтальном прорыве вражеской обороны могла идти речь, если на март пришелся пик нехватки боеприпасов? В итоге Сталин, неосмотрительно распорядившийся резервами в январе, все не мог или не хотел понять, что его расчеты оказались несостоятельными. Потребовались новые безуспешные атаки и новые обильные жертвы, прежде чем ему пришлось примириться с этим.

Поднаторевшие в зимних оборонительных боях германские дивизии теперь, по весне, были преисполнены решимости удерживать свои позиции. И удержали их, что уже было неудивительно. В начале апреля обескровленным советским войскам на западном направлении пришлось повсеместно перейти к обороне.

Впервые со времени финской войны Красная Армия провела наступательные операции фронтового масштаба, и впервые со времен Халхин-Гола – более или менее успешные фланговые удары. Как и в зимней войне 1940 г., войскам пришлось в суровых условиях прорывать позиции противника, хотя далеко не так хорошо оборудованных, как линия Маннергейма. Задачу солдаты и полевые командиры в целом выполняли неплохо. Оборона противника прорывалась достаточно часто, чтобы нарушить ее устойчивость на протяжении всего фронта от Селигера до Тулы. Но как и в 1940 г., если тактические успехи, хоть и с трудом, но перерастали в оперативные и целые армии двигались вперед, то большой проблемой для Верховного командования стало нахождение способа перевода оперативных удач в стратегические. Финская армия в 1940 г. так и не была разгромлена, и год спустя взяла полновесный реванш, погнав советские войска до Ленинграда и за Петрозаводск. В 1941 г. финны захватили территорию, примерно вчетверо превышающую ту, что завоевала Красная Армия в 1939–1940 гг., потеряв при этом значительно меньше людей. Такова цена неумения советского высшего командования извлечь требуемый стратегический результат из усилий полевых войск.

Контрнаступление под Москвой дало точно такой же стратегический итог, что и финская кампания. Враг не был разгромлен и вскоре смог взять реванш. Главной причиной упущенных возможностей являлось превалирование лобовых ударов над фланговыми, несмотря на то что у Красной Армии были возможности осуществить второй «Халхин-Гол». К сожалению, Жуков командовал не тем фронтом. Его Западный фронт был центральным, «лобовым», а перспективы успешного прорыва в оперативный тыл группы армий «Центр» были только у фланговых Калининского и Брянского фронтов. Но они из-за позиции Сталина упустили свои уникальные возможности по окружению группы армии «Центр». К сожалению, сервильный Шапошников, один из виновников гибели Юго-Западного фронта, и здесь не сумел сыграть позитивной роли начальника Генштаба, целиком находясь под влиянием Сталина. Мольтке из него не вышло. Диктатура всевластия сломала его волю. Он остался жив лишь благодаря прихоти Хозяина, так как проходил в качестве заговорщика в показаниях ряда «врагов народа». И понимал, кто и за что даровал ему жизнь.

Жуков пытался в рамках своих возможностей использовать свои таланты стратега. Он хотел расколоть германскую оборону, бросая в оперативный тыл крупные войсковые соединения вроде 33-й армии. Но центральная группировка немцев у Москвы была насыщена войсками, и потому фон Бок сравнительно легко находил средства, чтобы заткнуть дыру и окружить прорвавшихся. Жуков самокритично признал после войны: «Критически оценивая сейчас эти события 1942 года, считаю, что нами в то время была допущена ошибка в оценке обстановки в районе Вязьмы. Мы переоценили возможности наших войск и недооценили противника. «Орешек» там оказался более крепким, чем мы предполагали…» (5, с. 375). Рокоссовский же отзывался в мемуарах о методах наступления Жукова в этот период как о неудовлетворительных. Подводя итог своего опыта в битве под Москвой, К.К. Рокоссовский писал: «Я до сих пор считаю, что зимнее наступление как Западного, так и Калининского фронтов не дали тех результатов, на которые были рассчитаны. Операции застыли незавершенными. Выталкивая противника, мы подчас сами оказывались в невыгодном положении, растягивая линию фронта, которая образовывала невероятные вензеля. Враг нередко срезал эти выступы» (7, с. 127).

Жуков использовал методы прорыва немцев 1941 г. Соединения смело бросались на большую глубину, подчас мало заботясь о флангах. Однако у советских войск стратегия глубоких прорывов не сработала. В отличие от Красной Армии образца 41-го г. части вермахта цепко держали оборону. Появление войск противника в их тылу паники не вызывало. Наоборот, все внимание сразу же уделялось возможности отрезать прорвавшихся. Это обстоятельство долгое время игнорировалось. В тыл группы армий «Центр» высаживались воздушные десанты, памятуя, какой страх реальные, а по большей части мифические десанты вызывали у красноармейцев и командования. Однако на немцев они аналогичного впечатления не произвели. Выучка и боевой дух вермахта были слишком отличны от того, что был у Красной Армии в 41-м. В результате в руках группы армий «Центр» остался Ржевско-Вяземский выступ, который будет безуспешно срезаться Красной Армией еще целый год. Эти бои станут одними из самых кровопролитных для наших солдат. Недаром у Твардовского появится стихотворение «Я убит подо Ржевом».

Под Москвой, несомненно, была одержана крупная военная и моральная победа. Впервые за два с половиной года Второй мировой войны дивизиям вермахта пришлось отступать в масштабах фронта. Впервые под вопрос ставилось существование нескольких немецких армий. Но разгромить группу армий «Центр», как это предполагалось и к чему имелись объективные возможности, все же не удалось. Несмотря на довольно тяжелые потери, эта группировка сохранила свою боеспособность и не дала отбросить себя к Смоленску. Широкий выступ у Ржева и Вязьмы, нацеленный в сторону Москвы, надолго стал камнем преткновения для всех замыслов Ставки. Например, боязнь повторения удара на Москву со столь выгодного плацдарма, негативно повлияла на оценку Верховного главнокомандования (а точнее, Сталина) предполагаемых событий летом 1942 г.