Ангел Рейха - Анита Мейсон

Я же по такому случаю приоделась, нарушив свои обычно незыблемые правила. Недовольство собой усугублялось неудобством моего наряда: голубой тафтяной штуковины, которая стесняла движения рук и натирала шею. В ней я чувствовала себя нелепой и уязвимой. Непонятно почему я надеялась, что привыкну к ней с течением времени.

Чуть наклонившись, Гиммлер поднес мою руку к губам. У него были маленькие и довольно изящные руки. Виски у него были чисто выбриты, а волосы на макушке подстрижены в кружок. От этого его лицо казалось уже, чем было на самом деле. Форма его черепа не соответствовала арийскому стандарту; по слухам, это его беспокоило. В волосах у него белели чешуйки перхоти.

Он взял мое пальто и передал адъютанту, а потом провел меня в аляповато обставленную гостиную. На стенах, оклеенных узорчатыми кремово-голубыми обоями, висело множество плохо сочетающихся между собой картин и фотографий: германские пейзажи, снимки студенческой группы, спортивной команды и семьи, забранный в рамку текст, гласящий: «Готовься к войне с миром в душе», и фотография каменного столба, стоящего посреди лесной поляны. Над каминной полкой находилось главное украшение комнаты: надписанный портрет Гитлера. «Моему верному Хайни, в знак дружбы» – было наискось написано в углу.

В камине горел огонь. В комнате было тепло, даже душно. На окнах висели малиновые парчовые занавеси, не гармонирующие с оранжево-красным ковром, а диван и кресла были обтянуты дорогой тканью неприятного серовато-зеленого цвета. Куда ни глянь, повсюду теснились разные безделушки; похоже, коллекция собиралась без всякой системы. У стены стоял большой книжный шкаф, набитый книгами в кожаных переплетах, выстроенными идеально ровными рядами.

Гиммлер пододвинул мне кресло поближе к камину и спросил, чего бы я желала выпить. Я попросила чего-нибудь безалкогольного. Он пришел в восхищение.

– Как вы благоразумны! Я сам весьма воздержан по части спиртного. У меня есть нечто особенное. Минеральная вода из чехословацкого протектората: один из моих геодезистов нашел там источник.

Он вызвал звонком адъютанта, который через минуту вернулся с графином сверкающей воды и двумя бокалами на подносе.

Гиммлер наполнил бокалы. Отблески огня коротко полыхнули на толстых стеклах его очков, когда он протянул мне бокал.

– Хайль Гитлер! – сказал он.

Я вскочила на ноги.

Потом начался серьезный разговор. Он не умел болтать о пустяках, но с педантическим удовольствием демонстрировал свою эрудицию. В ответ на мой вопрос о столбе он сказал, что на фотографии запечатлен камень с руническими письменами, находящийся в норвежском лесу. А затем завел разговор о руническом алфавите и германской культуре, его создавшей.

– Ошибочно было бы полагать, что наши предки были людьми невежественными и примитивными, – сказал он. – Они знали вещи, о которых мы не имеем ни малейшего понятия.

В качестве примера он привел растения, обладающие целебными свойствами. Знание лекарственных трав по большей части утрачено, сказал он. А оно имело величайшее значение. Рейхсфюрер лично распорядился разбить сад для выращивания и изучения лекарственных растений.

Я спросила, достаточно ли времени у него остается на подобные увлечения.

– К сожалению, нет, – сказал он. – Я отдаю приказы проводить разные исследования, но сам редко нахожу время этим заниматься. Хотя позже, если вы не станете возражать, я попрошу вас посодействовать мне в одном моем небольшом хобби. На самом деле именно благодаря ему у меня и появился этот дом, моя маленькая слабость.

– Ваше хобби связано с вашей работой, герр Гиммлер?

– Должен признаться, да. Все, что я делаю, так или иначе связано с моей работой. Но такой уж я человек. Я ко всему отношусь очень серьезно. Но у меня есть несколько любимых проектов.

– А где находится ваш сад лекарственных растений, герр Гиммлер?

– В местечке под названием Аушвиц. Вряд ли вы о таком слышали.

Я не слышала. Мы перешли в столовую.

За супом Гиммлер расспрашивал меня о работе.

– Вы верите, что смелость есть свойство, обусловленное генетически? – спросил он.

– Я об этом не думала.

– Это мужское качество.

– Оно присуще и женщинам.

– Да, но у женщин смелость связана с такими вещами, как защита потомства. Она ограничена. – Он бросил на меня взгляд. – Вы считаете себя аномальной?

– Нет, не считаю. – Я постаралась не выдать своего потрясения.

– Вероятно, я употребил неверное слово. Я привык мыслить научными терминами, а такой язык не всегда уместен.

Гиммлер перевел разговор на другую тему, обратив мое внимание на непритязательность пищи. Она была действительно непритязательной – в том смысле, что приготовлена и подана без всяких изысков; но пищи такого качества и в таком количестве уже много лет не видели в простых немецких домах. Основным блюдом был запеченный окорок, обложенный печеными яблоками. К нему подали разнообразные салаты из свежих овощей, достать которые в Берлине было непросто.

– Ходят слухи о разных излишествах, – сказал Гиммлер. – Но в своем доме я не допускаю никаких излишеств.

Он заговорил о религии. К великому своему прискорбию, он узнал, что большинство людей считает его атеистом. Он сказал, что твердо верит в высшую силу. Но высшая сила не выделяет человека среди прочих представителей животного мира.

– Здесь христиане глубоко заблуждаются, – сказал он. – По сути человек ничем не отличается от прочих животных. А самое сильное животное побеждает в борьбе за существование. Это и есть божественный закон.

При этих словах его глаза за толстыми стеклами очков блеснули, и он выпрямился в кресле. Как он, наверное, недоволен своим телом, подумала я: своим коротеньким пухлым телом, похожим на мышиное. Близорукие глаза, рыхлое брюшко, безвольный подбородок.

Я сказала (единственно из желания посмотреть, как он выкрутится), что, поскольку христианство существует уже так долго, оно само может считаться самым сильным животным из всех существующих.

Гиммлер задумался. Казалось, он нашел мое замечание интересным.

– Церковь существует уже восемнадцать веков, – сказал он. – Это правда. Но что такое эта Церковь? Церковь, основанная святым Павлом. Павел был врагом всякой жизни, как и все евреи. Он взял примитивное христианство, являвшееся разновидностью большевизма, и исказил его опять-таки чисто по-еврейски, чтобы превратить в мировую религию. Он увидел в нем иудейское начало, неприемлемое для цивилизованных народов, и убрал его, заменив идеями, заимствованными у греков и индусов, то есть у арийцев; а потом преподнес получившееся варево под видом новой религии.

Я сказала, что впервые слышу об индусских элементах в христианстве.

– О, они есть, конечно же. Отголоски учения кшатриев, индусской касты воинов. «Не мир я принес вам, но меч» – вам знакомо это высказывание?